2 Г.В.Костырченко Сталин против космополитов Власть и еврейская интеллигенция в СССР

операции. Из 1602000 человек, арестованных в 1937-1939 гг. по политическим статьям уголовного кодекса, 346000 человек были представителями нацменьшинств, причем 247000 из них расстреляли как иностранных шпионов. Чаще других к расстрелу приговаривали греков (81 %) и финнов (80 %). Кроме того, представители указанных нацменьшинств изгонялись из армии, силовых структур, с оборонных предприятий; их местное самоуправление (национальные районы и пр.) и культурно-образовательные учреждения (клубы, школы и пр.) подлежали ликвидации. В трагическом списке преследуемых нацменьшинств евреи занимали одно из последних мест. В 1939 г. в ГУЛАГе их было 19758, или 1,5 % от общей численности, тогда как в целом в лагерях содержалось 3 066 000 чел., что составляло 1,8 % от всего населения страны. Притом что в заключении оказались 16 % всех проживавших в стране поляков или 30 % латышей42.

В преддверии войны советское руководство все активней проводило курс на языковую и культурную гомогенизацию общества на базе русской этнической доминанты. Многие национально-культурные институции - административно-территориальные образования (национальные районы, сельсоветы и т. д.), учебные заведения, научные учреждения, общественные организации, СМИ, издательства и т. п. - были упразднены, а тысячи работавших в этих структурах представителей национальной творческой интеллигенции арестованы. Репрессиям подверглись как еврейские общественно-политические деятели (главным образом, бывшие руководители еврейских секций партии), так и некоторые представители ранее опекавшейся и дотировавшейся идишистской культуры. Были арестованы основатели евсекций С. М. Диманштейн, А. И. Вайнштейн, А. И. Чемерисский, М. Я. Фрумкина (Эстер), ответственный редактор переставшей выходить газеты «Дер эмес» («Правда») М. И. Литваков, еврейские литераторы И. Д. Харик, М. С. Кульбак, X. М. Дунец, Я. А. Бронштейн и другие. Все они погибли в ГУЛАГе.

В то время как перед еврейской национально-культурной элитой во весь рост встала проблема самовыживания, подавляющее большинство отечественных евреев существовало как бы в другой реальности. Их, стремительно отрывавшихся от исторических корней, заботила отнюдь не утрата национальной идентичности, все больше воспринимавшаяся как бесполезное (в лучшем случае) или вредящее (в худшем) в будущей жизни бремя, а необходимость «вписаться» в новую жизнь, стать «настоящим советским человеком». Если в 1897 г. родным языком владели 97 % евреев, живших в Российской империи, в 1926-м - менее 70 % евреев СССР, то к 1939-му число евреев, вла

41

деющих родным языком, сократилось до 40 %. В то же время доля тех из них, кто называл русский язык родным, увеличилась с 25% в 1926 г. до 55% в 1939 г.43 Если по данным переписи 1926 г. в СССР насчитывалось 2680823 еврея (1,82 % общей численности населения страны), то накануне Второй мировой войны - 3020000 (1,78 % общей численности населения страны).

В Советском Союзе евреи были, пожалуй, самой урбанизированной и наиболее образованной национальностью. Еще в 1926 г. 2144000 евреев(87%)проживаливгородах.К1939 г.40%евреевявля-лись жителями крупных городов, в Москве их насчитывалось 400000 (в 1926 г. - 131200), в Ленинграде - 250000, в Одессе - 180000, Киеве - 175000, Харькове - 150000, Днепропетровске - около 100000. При советской власти, как и до революции среди евреев была сильна тяга к получению высшего образования. В 1927 г. 23405 (14,4 %) студентов вузов были представителями этой национальности, к 1935 г. их доля в общей численности лиц, имевших высшее образование, несколько снизилась - до 13,3 %. В 1939 г. из 1000 евреев 268 имели среднее образование и 57 - высшее, тогда как соответствующие показатели для русских составляли 81 и 6 человек44. К интеллигенции как социальной «прослойке» относились к этому времени не менее 700000 евреев*, в том числе 125000 управленцев и бухгалтеров, 60000 техников со средним образованием, 46000 учителей, 31000 медиков среднего и низшего звена, 21000 врачей, 47000 работников культуры и искусства, 7000 ученых, 2000 агрономов и 25000 инженеров и архитекторов и др.45

Вторая мировая война и «встреча» евреев СССР и Европы

Евреи Европы стали одной из первых жертв нацистов, которые подвергли их различным гонениям сразу после прихода к власти в Германии. Только совместные усилия западных демократий по защите оказавшихся в беде евреев, в том числе и путем предоставления им политического убежища на собственных территориях, могли отвести от них беду. Однако этого не произошло. Западные демократии, так и не сумев преодолеть эгоистической озабоченности собственной безопасностью, не предприняли сколько-нибудь действенных мер для решения этой проблемы, которая усугубилась к концу 1938 г. Тогда

* По статистике 1939 г. 30 % евреев были рабочими, 5,8 % - работали в сельском хозяйстве (Pinkus В. Op. cit. Р. 95-96).

42

в Германии власти организовали массированный еврейский погром, названный «Хрустальной ночью»46.

Эта варварская акция глубоко возмутила как западную, так и советскую общественность, в первую очередь из числа еврейской интеллигенции. В конце ноября в здании Московской государственной консерватории состоялся митинг деятелей культуры, который транслировался по радио на весь мир. Среди выступавших был и С. Михо-элс, который после ареста и гибели Диманштейна* принял эстафету культурно-национального лидерства в среде советского еврейства. Аналогичные мероприятия прошли и в других городах, в том числе во Фрунзе, Калинине, Красноярске и Пятигорске47.

Разразившаяся в следующем году мировая война обернулась для европейских евреев страшной национальной катастрофой - Холо-костом. Одной из предпосылок этой трагедии стало то, что после вторжения гитлеровцев в Польшу под их властью оказались ее западные земли с почти двухмиллионным еврейским населением. Правда, 150-200 тысяч из них смогли бежать на восток48, в Западную Белоруссию и Западную Украину* *, присоединенные к Советскому Союзу. Это стало возможным благодаря тому, что почти до декабря 1939 г. новая западная граница СССР была фактически открыта. Когда позднее ее охрана была налажена, массовый исход евреев в восточном направлении прекратился, что, кстати, очень не устраивало нацистов, которые были заинтересованы в максимальном их выдавливании с подконтрольных территорий. Германские власти предприняли даже попытку заручиться согласием советских властей на массовую депортацию евреев рейха на территорию СССР. С этой инициативой выступили структуры Центральной имперской службы по делам еврейской эмиграции, которой руководил Р. Гейдрих. Однако советская сторона ответила категорическим отказом, о чем свидетельствует записка начальника Переселенческого управления Е. М. Чекменева от 9 февраля 1940 г. В ней он докладывал Молотову: «Переселенческим управлением при СНК СССР получены два письма от Берлинского и Венского

* Диманштейн Семен Маркович (1886-1938) - российский революционер, советский коммунистический деятель. Председатель Центрального бюро Евсекции ВКП(б). Принимал участие в создании Еврейской автономной области. Расстрелян в августе 1938 г. Посмертно реабилитирован. - Прим. ред.

** На Западной Украине и в Западной Белоруссии проживали около 1 млн. 300 тыс. евреев. Всего на этих территориях - с учетом беженцев из Польши - оказалось около 1 млн. 500 тыс. евреев. (Altshuler М. Soviet Jewry on the Eve of the Holocaust. A Social and Demographic Profile. Jerusalem, 1998. P. 9; Краткая еврейская энциклопедия. Т. 8. Иерусалим, 1996. С. 298).

43

переселенческих бюро по вопросу организации переселения еврейского населения из Германии в СССР - конкретно в Биробиджан и Западную Украину. По соглашению Правительства СССР с Германией об эвакуации населения на территорию СССР эвакуируются лишь украинцы, белорусы, русины и русские. Считаем, что предложения указанных переселенческих бюро не могут быть приняты»49.

С конца июня 1940 г., то есть после того как советские войска вошли в Литву, Латвию, Эстонию, Бессарабию и Северную Буковину, где также проживало значительное количество евреев*, руководство СССР - с учетом разгоравшейся в Европе войны - решило максимально обезопасить западные рубежи страны и с этой целью форсировало выселение оттуда «социально-опасных элементов» и чистку этого региона от беженцев, среди которых евреи составляли 82-84 %. Всего вглубь страны (в основном в Архангельскую область на лесозаготовки) было вывезено около 100 тыс. еврейских беженцев50.

Помимо беженцев властям пришлось заниматься и другими проблемами, возникавшими в ходе адаптации к новой жизни более 2 млн. евреев с вновь присоединенных территорий. Почти все они, в отличие от 3 млн. евреев - граждан СССР, имевших за плечами более чем 20-летний багаж советского опыта, ни социально, ни культурно, ни лингвистически не были подготовлены к существованию в условиях Советского Союза; особенно справедлива эта оценка в отношении обитателей местечек, сохранявших приверженность национальному традиционализму и патриархальному быту. Принимая это во внимание, советское руководство пошло на открытие в Западной Белоруссии и на Западной Украине довольно значительного количества еврейских школ, которые, разумеется, стали использоваться и в интересах советизации местного населения. Подверглась реорганизации и сфера высшего образования. В частности, в университетах была отменена введенная Ю. Пилсудским** в 1932 г. «numerus clausus» («процентная норма») для евреев. На новых советских граж-

* В Литве - 239 500, Латвии - 93 900, Эстонии - 4 400, Бессарабии и Северной Буковине - 325000 (Население России в XX веке. Исторические очерки. В 3-х тт. Т. 2. 1940-1959. С. 10; Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941-1944). Иерусалим, 1991. С. 5,11).

* * Пилсудский (Pilsudski) Юзеф (1867-1935) - польский политический и государственный деятель, первый глава возрожденного польского государства, основатель польской армии, маршал Польши (1920). В 1919-1922 гг. глава («начальник») государства. После осуществленного им в мае 1926 года государственного переворота установил в стране авторитарный режим «санации». - Прим. ред.

44

дан еврейской национальности автоматически распространились и политические права, декларированные в советской конституции. Однако среди 55 депутатов, доизбранных 24 марта 1940 г. от новых территорий в Верховный Совет СССР, евреев вообще не оказалось, хотя их немало проживало в таких крупных городах, как Львов, Гродно, Белосток51.

Тем не менее, усматривая в событиях 1939-1940 гг. залог грядущего обновления еврейской национальной жизни, известный московский литературовед и руководитель (до 1939 г.) еврейской секции в Союзе советских писателей И. М. Нусинов отмечал, что вхождение западных областей Украины и Белоруссии «должно повлечь там за собой бурное возрождение еврейской культуры, а оттуда это возрождение должно перекинуться сюда (т. е. на восток. - Г. К.)». Чтобы на месте ознакомиться с проблемами еврейства вновь присоединенных территорий, Нусинов вместе со своим преемником из ССП поэтом П. Д. Маркишем, а также с другими еврейскими литераторами -А. Д. Кушнировым, Л. М. Квитко, С. 3. Галкиным и И. М. Добру-шиным выехал в феврале 1940-го в Белоруссию. В Минске они были приняты первым секретарем ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко. Затем московская делегация отправилась в Белосток. Душой этой поездки был секретарь еврейской секции ССП Белоруссии поэт 3. М. Ак-сельрод, выступавший за активное содействие белорусских властей развитию еврейской культуры в западных областях республики. Свою позицию он мотивировал необходимостью «социалистической перековки» «зараженного мелкобуржуазной психологией» местного еврейского населения. Во многом благодаря его усилиям была учреждена еврейская секция при Институте литературы и языка в Минске, и начала выходить новая газета на идиш «Белостокер штерн», которую он же и редактировал. На беду Аксельрода такая его напористость была истолкована властями как проявление национализма. Поэта арестовали, препроводив в минскую тюрьму, где он был расстрелян вскоре после нападения Германии на СССР52.

Возвратившись в Москву, Нусинов и другие побывавшие в Белоруссии литераторы постарались донести информацию о проблемах евреев республики до советских верхов. В частности, было составлено письмо в правительство с просьбой о прекращении выселения в административном порядке польских евреев в северные районы СССР. Тогда же, в начале 1940 г., Нусинов и Маркиш на встрече с заместителем наркома иностранных дел С. А. Лозовским рассказали ему о том, что к евреям Белостока обращаются многочисленные родственники из гетто Варшавы, умоляя помочь им выехать в Советский

45

Союз. Лозовский вежливо обнадежил визитеров53, хотя вряд ли он был уверен в положительном результате. Ведь этот высокопоставленный чиновник не только был в курсе того, что руководство страны не заинтересовано в оказании помощи евреям «чужим», пусть и оказавшимся под нацистским господством*, но не мог не заметить, что и к «своим» оно с недавних пор стало относиться все более подозрительно. Впрочем, разобраться в последней тенденции ему вряд ли было под силу, ведь причины, ее вызвавшие, носили глубокий системный характер.

Метаморфоза режима: появление элементов антисемитизма

К началу 1930-х гг. в стране сформировался режим единоличной власти Сталина, который для реализации своих авторитарных амбиций во многом использовал такой архимедов рычаг, как теория построения социализма в отдельно взятой стране, идеологически поблекшая установка на мировую революцию отошла на задний план. В 1931 г. Сталин торжественно заявил: «В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, - у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость»54. К концу 1934 г. диктатура Сталина оформилась окончательно.

Происходила кардинальная смена государственных политических приоритетов: вместо утопии революционного космополитизма во главу угла были поставлены приносившиеся ей прежде в жертву национальные интересы страны. Наблюдая за этой исторической метаморфозой извне, Г. П. Федотов отмечал в 1935 г., что «мечта о мировой революции погребена окончательно: политика и идеология Советов вступили в фазу острой национализации»55.

Проводя идеологическую перестройку, Сталин, в отличие от Ленина, претендовал не столько на роль всемирного пролетарского вождя (хотя и на нее тоже), сколько национального, стремившегося и политически, и морально подчинить себе все общество, во всем его социальном и национальном многообразии. Одним из главных инструментом в решении этой задачи стала новая национально-го

* Созданной осенью 1939 г. «советско-германской смешанной комиссией по эвакуации» еврейская проблема вообще не рассматривалась. В подготовленном ею соглашении говорилось о взаимном обмене только этническими русскими, украинцами, белорусами и немцами (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 26. Л. 76-77).

46

сударственная идеология, выкристаллизовавшаяся в так называемый советский патриотизм.

В интерпретации Сталина патриотическая идея представляла собой нечто эклектичное, амбивалентное, причудливым образом соединившее в единое целое коммунистическую догматику и идею русского исторического величия. Причем из этих двух идейных источников было позаимствовано лишь то, что обеспечивало укрепление милитаризованной чиновно-аппаратной государственности и консолидацию общества вокруг всевластного вождя, и, наоборот, решительно отброшено все, не служившее этой цели. Оказавшийся в изгнании русский философ И. А. Ильин, который как рациональный, умеренный националист полагал, что «безумию левого большевизма Россия должна противопоставить не безумие правого большевизма, а верную меру свободы...», весьма скептически относился к патриотическим «новациям» на родине. Он был глубоко убежден в том, что «патриотизм можно пробудить и расшевелить в людях для того, чтобы он свободно загорелся в них, но навязать его невозможно», поскольку «и самый высший героизм, и самое чистое самоотвержение являются проявлением свободной, доброй воли». По Ильину, «государственная власть, подавляющая свободу человека, строящая все на тоталитарности и терроре, подтачивает свои собственные силы и силы управляемого ею народа» и потому обречена в исторической перспективе56.

В 1936 г., через два года после «реабилитации» гражданской истории, Сталин был объявлен «отцом народов» СССР57. Объявив о построении в Советском Союзе основ социализма, он предложил в связи с этим обновить конституцию. Выступая 25 ноября на Чрезвычайном VIII всесоюзном съезде Советов, одобрившим проект нового Основного закона, Сталин возвестил о предоставлении всем гражданам равных политических прав независимо от их социального положения (тем самым, помимо прочего, автоматически решалась весьма острая проблема «лишенцев» из числа евреев*), а также заявил о победе «ленинской национальной политики» в СССР, который «есть свободный союз равноправных наций»58.

* На рубеже 1920-1930-х гг. почти две трети еврейского населения в местечках бывшей «черты», где традиционными занятиями было ремесленничество и кустарничество, считались «эксплуататорскими элементами», и были лишены избирательного и других прав. В целом на Украине, например, доля «лишенцев» среди евреев составляла 29,1 %, тогда как среди остального населения - 5,4 % (Аманжолова Д. А. «Горячо живу и чувствую...» Петр Гер-могенович Смидович. Опыт исторического портрета. М., 1998. С. 273, 276).

47

На самом деле был принят новый проект национальной государственности, основанной на «теории старшего брата», в которой краеугольным был принцип этнической иерархичности советских народов, во многом детерминированный изначальной статусной неравнозначностью субъектов национальной государственности, составлявших СССР. Суть этой теории состояла в следующем: поскольку русские и по занимаемой ими территории, и по численности занимают в СССР доминирующее положение, а также лидируют в культурно-историческом и экономическом плане, они призваны (как это было и до 1917 г.) исполнять миссию государствообразую-щего народа, а посему им по праву отводилась роль «руководящей силы Советского Союза»*. В передовице «Правды» от 1 февраля 1936 г. так и провозглашалось: «В созвездии союзных республик первой величиной является Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика. И первым среди равных является русский народ». Автором новой национально-государственной доктрины, безусловно, был Сталин, заявивший 7 ноября 1937 г.: «Среди равных наций государств и стран в СССР самая советская, самая революционная - это русская нация»59.

Однако отнюдь не любовь к русским заставила Сталина сделать выбор в их пользу. Исходя из того, что этот народ был одной из наиболее многочисленных и великих мировых наций, он прагматически считал его наиболее подходящим для строительства советской империи «материалом», способным, подобно цементу, надежно объединить остальные ее этносы. Другое понимание исторической миссии русских, проявлявшееся, в частности, в отстаивании собственных прав на национальную и культурно-религиозную самобытность, Сталин пресекал решительно и беспощадно.

В сталинской иерархической схеме уровнем ниже русских стояли украинцы, еще ниже - белорусы, затем по нисходящей шли другие народы, имевшие собственную государственность в виде союзных республик, за ними следовали так называемые титульные народы автономных республик и так далее, вплоть до самой нижней ступени этой этнопирамиды, которую занимали экстерриториальные национальные меньшинства, в том числе и евреи, чья территориальная автономия на Дальнем Востоке была скорее символом, чем реальностью. Характерно, что советское сокращение «нацмен» (национальное

* Именно так выразился Сталин 24 мая 1945 г., поднимая тост за здоровье русского народа на приеме в Кремле по случаю победы в Великой Отечественной войне (Правда. 1945. 25 мая ).

48

меньшинство) именно с этого времени стало приобретать уничижительно-пренебрежительный, а в просторечии часто и ругательный смысл. Таким образом, на новом этапе имперского строительства ленинский проект СССР 1922 г. был существенно модифицирован.

Многие советские интеллигенты еврейского происхождения пребывали тогда в растерянности. Некий искусствовед В. Блюм в письме Сталину сетовал на то, что со второй половины 1930-х гг. в советской пропаганде стали проступать черты «старого буржуазного и расистского оборончеств»60. Он недоумевал, «почему сейчас так много идет разговоров о силе русского оружия в прошлом, которое служило средством закабаления и угнетения других народов»61.

Радикальное обновление советской национально-государственной доктрины в политически напряженные 1930-е годы объективно было направлено на жизненно важную консолидацию советской полиэтнической империи. Благодаря этому был запущен действовавший на основе русской этнической доминанты механизм языковой гомогенизации многонационального советского общества (свертывание проводившейся в духе интернационального большевизма латинизации языков народов СССР; введение с 1938 г. обязательного изучения русского языка во всех национальных школах Советского Союза*62).

Понимая, что подобные шаги могут быть восприняты нерусской номенклатурой в национальных республиках как проявление вели-кодержавия, Сталин старался хотя бы частично развеять эти опасения. Помимо того, что высший ранг союзной республики дополнительно получили несколько прежде «второразрядных» субъектов советской федерации (Казахстан и др.), политика «коренизации» пусть и в сильно урезанном виде (теперь полностью контролировалась центром), но была сохранена и продолжала действовать, хотя и без прежней пропагандистской помпы. Так что, пытаясь в преддверии новой войны как можно сильнее сплотить вокруг русского центра национальные окраины империи, Сталин, оставаясь «диалектиком», если и усилил роль русскоцентричного этатизма в системе советской государственности, то в пределах, позволявших его контролировать и регулировать. Например, 6 декабря 1940 г. по его настоянию Политбюро распорядилось срочно исправить то «негодное положение»,

* 7 марта 1938 г. Н. К. Крупская направила Сталину записку: «...Мы вводим обязательное обучение русскому языку во всем СССР. <...> Это поможет углублению дружбы народов. Но меня очень беспокоит, как (выделено в тексте. - Г. К.) мы это обучение будем проводить. Мне сдается иногда, что начинает показывать немного рожки великодержавный шовинизм: Среди ребят появилось ругательное слово "жид"» (Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. С. 179).

49

когда «многие руководящие партийные и советские работники» в союзных и автономных республиках не знают и не изучают языка коренной национальности63.

Поскольку необходимость адекватного пропагандистского ответа СССР на нацистский вызов была более чем очевидной, Сталин активно наращивал усилия партийного аппарата в этом направлении. Причем в содержательном плане акцент делался на всесторонне выигрышном для Советского Союза противопоставлении советского миролюбия и интернационализма таким крайним формам национализма, как германские воинствующий расизм, антисемитизм и шовинизм.

В конце 1936 г. на VIII съезде Советов, вошедшем в историю как грандиозный пропагандистский спектакль под названием «Принятие сталинской Конституции», Молотов впервые в СССР озвучил почти шестилетней давности ответ Сталина на запрос Еврейского телеграфного агентства (США)*. Он также процитировал фрагмент из принятых гитлеровцами в 1935 г. так называемых нюрнбергских расовых законов, по которым «еврей не может быть гражданином Германской империи: лишается права голоса по политическим вопросам: не может занимать государственных должностей». Затем, используя эффект риторического контраста, Молотов торжественно заявил: «Наши братские чувства к еврейскому народу определяются тем, что он породил гениального творца идей коммунистического освобождения человечества и научно овладевшего высшими достижениями германской культуры и культуры других народов - Карла Маркса, что еврейский народ, наряду с самыми развитыми нациями, дал многочисленных крупнейших представителей науки, техники и искусства, дал много славных героев революционной борьбы против угнетателей трудящихся и в нашей стране выдвинул и выдвигает все новых и замечательных, талантливых руководителей и организаторов во всех отраслях строительства и защиты дела социализма. Всем этим определяется наше отношение к антисемитам и антисемитским зверствам, где бы они ни происходили»64.

Антифашистский и антинемецкий настрой советской пропаганды усиливался. В области кино, в котором Сталин видел «величайшее средство массовой агитации»65. В ряду историко-патриоти-ческих игровых лент заметным явлением стал фильм «Александр

* «...Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма. ... Активные антисемиты караются законом СССР смертной казнью» (Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 28).

50

Невский» (1938г., режиссер СМ. Эйзенштейн), которому политическим заказом была придана определенная антигерманская направленность. Производились и фильмы, бичевавшие современную ситуацию в Германии (в первую очередь официальный антисемитизм). В качестве литературной основы для них использовались в основном сценарии, написанные немецкими евреями-эмигрантами. В 1938 г. вышла в прокат картина Г. М. Раппапорта «Профессор Мамлок», созданная по сценарию немецкого писателя еврейского происхождения Ф. Вольфа, а в первой половине 1939 г. режиссер Г. Л. Рошаль экранизировал по сценарию Л. Фейхтвангера его роман «Семья Оппенгейм».

Бесспорно, антифашистская пропаганда, развернутая в Советском Союзе, сыграла значительную роль в разоблачении зверского лица германского нацизма. Однако следует иметь в виду, что взаимные пропагандистские пикировки СССР и Германии позволили их руководству скрывать наметившуюся с осени 1938 г. тенденцию к взаимному политическому тяготению. На путь сближения с Германией Сталина во многом толкнуло разочарование в политике западных демократий, наступившее после заключения мюнхенского соглашения с Гитлером. И хотя выступая на XVIII съезде партии он еще продолжал называть страны «оси» «государствами-агрессорами», а их политическое руководство - «фашистскими заправилами», острие его критики было направлено уже против Англии и Франции, которых он упрекал в том, что «немцам отдали район Чехословакии как цену за обязательство начать войну с Советским Союзом»66.

Национальный эгоизм и «Realpolitik»*, доминировавшие тогда в межгосударственных отношениях, в значительной мере и породили советско-германский договор о ненападении от 23 августа 1939 г. Санкционировавший его Сталин считал, что действует вполне согласно правилам, установленным «старыми прожженными буржуазными дипломатами» с их циничным лозунгом «политика есть политика», и в духе времени, когда «со слабыми не принято считаться, считаются только с сильными»67. Показательно, что У. Черчилль, задававший в то время тон международным отношениям, так позднее оценил предвоенную активность руководства СССР на международной арене: «Если их политика и была холодно-расчетливой, то она была также в этот момент в высокой степени реалистичной»68.

* «Realpolitik» - термин, введенный в 1853 г. Л. фон Рохау в одноименной книге для обозначения политики, проводимой с позиции силы и ставящей прагматическую выгоду выше моральных принципов.

51

Однако заключение пакта Молотова-Риббентропа не только существенно скорректировало внешнеполитический курс СССР, но и не могло не сказаться на ситуации внутри страны. Явно под влиянием этого договора соответствующим образом стала перестраиваться советская пропаганда. С осени 1939 г. начали запрещаться печатные издания, кинофильмы, радиопередачи, театральные постановки, обличавшие фашизм или содержавшие антигерманские выпады. Существенный импульс этой кампании был дан выступлением 31 октября на заседании Верховного Совета СССР Молотова, который осудил Англию и Францию за объявление «идеологической войны» гитлеровской Германии69 и тем самым дал понять, что существовавший до августа 1939 г. антагонизм между СССР и Германией имел не столько идеологический, сколько межгосударственно политический характер. Именно это выступление главы советского правительства побудило обратиться к нему двух студентов ГИТИСа, сообщивших 13 ноября, что готовящаяся к постановке в Московском еврейском театре пьеса П. Д. Маркиша «Пир» «подставляет национал-социалистскую Германию», так как «не может не вызвать ярость зрителя, в особенности еврейского, против нее». Более того, утверждалось далее, представители Комитета по делам искусств, присутствовавшие на предпремьерном прогоне спектакля, заявили, что постановка - ответ театра на недавние еврейские погромы в Германии. Однако в ходе проведенного по этому «сигналу» расследования ничего крамольного в пьесе, посвященной событиям гражданской войны на Украине, не обнаружилось. Председатель Комитета по делам искусств М. Б. Храпченко сообщил в Кремль, что обвинения, выдвинутые бдительными студентами против сотрудников его ведомства, являются необоснованными70. Премьера «Пира» с большим успехом прошла 16 ноября 1939 г., и в тот же день в «Вечерней Москве» даже появился весьма благожелательный отзыв на нее. Вместе с тем другую пьесу того же автора «Клятва», принятую было к постановке на сцене ГОСЕТа, зритель так и не увидел: ее сюжет о тяжелой судьбе еврейской семьи, бежавшей из гитлеровской Германии в Палестину, уж точно мог не понравиться в Берлине71. Зато 21 ноября 1940 г. в Большом театре в постановке С. Эйзенштейна состоялась премьера оперы Р. Вагнера «Валькирия». Однако на этот явный реверанс Москвы Берлин отреагировал с холодным высокомерием: присутствовавшие на спектакле немецкие дипломаты назвали его «еврейско-большевистским»72.

Как показали последующие события, массированная «этнизация» советской внутренней политики и пропаганды, уничтожение в пар

52

тии интернационалистского ленинского духа и его носителей, официальная проповедь примиренчества с нацистской идеологией на международной арене, а также свертывание антифашисткой пропаганды внутри страны - все это очень скоро обернулось проявлениями в верхах сталинской власти элементов антисемитизма, до поры до времени находившихся под спудом. Уже в начале мая 1939 г. Сталин освободил от обязанностей наркома иностранных дел Литвинова, тяготевшего к союзу с западными демократиями и получившего известность в мире благодаря хлестким антифашистским выступлениям в Лиге наций.

Литвинов глубоко переживал свою отставку. В разговорах с друзьями он резко порицал Сталина «за ограниченность ума, за чрезмерное самомнение... за карьеризм и неограниченную власть... массовые репрессии» и разгневанно предсказывал, что «...история жестоко осудит Сталина за великую ложь и уничтожение кадров»73. Наверняка знавший об этих эскападах Сталин был так уязвлен, что даже подготавливал тайное убийство Литвинова. Однако, видимо, понимая, что подобное чревато крупным международным скандалом, - ведь Литвинов был политиком мировой величины, да к тому же женатым на англичанке, которую, по всей вероятности, также предполагалось устранить в ходе «спецоперации» - Сталин не исполнил свой замысел74.

Новым наркоминделом стал председатель СНК СССР Молотов, который потом вспоминал: «...Когда сняли Литвинова, и я пришел на иностранные дела, Сталин сказал мне: "Убери из наркомата евреев". Слава Богу, что сказал! Дело в том, что евреи составляли там абсолютное большинство в руководстве и среди послов. Это, конечно, неправильно. Латыши и евреи... И каждый за собой целый хвост тащил»75.

В результате чистки в НКИДе, начатой еще в 1937-м Н. И. Ежовым и законченной в 1939-м Л. П. Берией и В. М. Молотовым, была репрессирована большая часть его руководящего состава, в который, действительно, входило много евреев76. Правда, 13 мая 1939 г. Молотов взял к себе заместителем в НКИД еврея С. А. Лозовского77. Но это назначение пришлось на момент, когда официальный антисемитизм только формировался и стало одним из тех последних исключений, которые лишь подтверждали все более закреплявшееся правило. Решение Молотова было продиктовано тем, что он хорошо знал Лозовского еще с дореволюционного времени по совместной подпольной работе в Казани и потому безусловно доверяя ему, считал своим человеком, за что серьезно поплатился после войны.

53

Немецкая дипломатия весьма благожелательно отреагировала на замену Литвинова. Временный поверенный в делах Германии в СССР В. Типпельскирх в сообщении в Берлин от 4 мая особо отметил, что новый глава НКИД «Молотов (не еврей) считается наиболее близким другом и ближайшим соратником Сталина»78. Вспоминая это событие, У. Черчилль акцентировал внимание на той же, отнюдь не мелкой, этнической детали: «Еврей Литвинов ушел, и было устранено главное предубеждение Гитлера. С этого момента германское правительство перестало называть свою политику антибольшевистской и обратило всю свою брань в адрес "плутократий"»79.

Начавшийся с взаимного дипломатического зондирования политический роман между Москвой и Берлином развивался столь бурно и стремительно, что уже 23 августа в Москву для подписания советско-германского договора о ненападении прилетел германский министр иностранных дел И. Риббентроп. Он был приятно удивлен, когда на приеме в его честь Сталин, предложивший тост за здоровье Гитлера, потом якобы заметил, что «ждет лишь того момента, когда в СССР будет достаточно своей интеллигенции, чтобы полностью покончить с засильем в руководстве евреев, которые пока еще ему нужны»80.

Даже если ничего подобного Сталин не говорил, существует множество других свидетельств того, что он явно тяготился тем, что несмотря на «генеральную чистку» 1937-1938 гг., евреи продолжали занимать весьма существенные позиции в советской интеллектуальной и управленческой элите. Однако он не собирался терпеть подобную ситуацию впредь, и для ее изменения стал использовать различного рода уловки. Это достаточно определенно подтвердил впоследствии Л. М. Каганович. Когда примерно в 1939-м тот, будучи наркомом путей сообщения, представил в Кремль список кандидатов на руководящие должности в своем ведомстве, Сталин из-за обилия в нем еврейских фамилий его забраковал, сославшись на следующее наставление Ленина: «Товарищ Сталин! Запомните раз и навсегда и зарубите себе на носу, батенька: если у вас начальник - еврей, то зам. непременно должен быть русским! И наоборот!»81.

В данном случае Сталин, несомненно, лукавил. Советовать подобное на заре советской власти Ленин мог только опасаясь роста и без того сильного тогда общественного антисемитизма. Тогда как Сталин, вспомнив об этом эпизоде двадцатилетней давности, отказал Кагановичу уже по другой причине: не потому, что не желал спровоцировать взрыв антиеврейских настроений, что исключалось полностью в обществе, пребывавшем к тому времени под тотальным контролем, просто он считал, что на «высокие посты надо допускать в ос

54

новном русских, украинцев и белорусов» (мнение В. М. Молотова82) и по причине все более усиливавшегося недоверия к евреям. Об этом писала дочь Сталина: «Правда, в те годы (предвоенные. - Г. К.) он (Сталин. - Г. К.) еще не высказывал свою ненависть к евреям так явно, - это началось у него позже, после войны, но в душе он никогда не питал к ним симпатии»83.

Исходившие от вождя новые национально-кадровые веяния быстро проникали в высшие номенклатурные сферы. Показательно в этой связи свидетельство Густава Вехтера, высокопоставленного эсэсовца, направленного осенью 1939 г. на новую советско-германскую границу для решения вопросов о беженцах. Однажды он разоткровенничался с советским уполномоченным В. С. Егнаровым* на тему о том, что рейх быстрей очистился от евреев, если бы Советская Россия более активно принимала беженцев. Такой способ избавления от представителей нежелательной национальности не вызвал энтузиазма у советского представителя, который в ответ заявил: «Мы у себя найдем другие способы устранения евреев»84.

Даже если усомниться в достоверности этих личных свидетельств, существует еще и такой объективный и надежный источник, как архивные материалы Секретариата и Оргбюро ЦК ВКП(б). А из документов этих органов, ведавших назначением и перемещением руководящих кадров, видно, что примерно с 1938 г. в святая святых партии - аппарате ЦК прекращаются кадровые назначения чиновников еврейского происхождения, а с конца того же года, то есть с началом советско-германского сближения, оттуда исподволь стали устранять евреев, уцелевших после «большого террора». Причем увольняли их под благовидными предлогами, и, как правило, с последующим трудоустройством на менее значимые, но относительно престижные должности в наркоматы и другие государственные учреждения, откуда, впрочем, их через несколько лет «смыло» следующей более мощной волной чисток по «пятому пункту»85.

Эта тенденция в кадровой политике Кремля заметно усилилась после заключения советско-германского пакта и продолжала развиваться в дальнейшем. Видимо, сказывалось желание Сталина на деле опровергнуть расхожий штамп геббельсовской пропаганды об СССР как об «иудейско-коммунистическом царстве». Существовали и побудительные причины, так сказать, внутреннего порядка, вызванные прогрессировавшей личной юдофобией Сталина.

* Из органов МВД Егнаров был уволен в чине генерал-майора в июле 1956 г.

55

Свою роль (идейную и психологическую) сыграли и предпринятая Сталиным коренная государственно-патриотической перестройка идеологической сферы, и политика «большого террора», который, не будучи антисемитской акцией, тем не менее, устранил из высшего и среднего слоев советской номенклатуры (от членов ЦК партии, наркомов и завотделами ЦК до начальников главков и отделов в наркоматах и директоров предприятий и их заместителей) достаточно много евреев, сделавших карьеру в благоприятные для них первые послереволюционные и 1920-е гг. Правда, в ЦК ВКП(б), который в марте 1939-го состоял из 71 члена, количество евреев по сравнению с февралем 1934-го даже возросло с 10 до II86. Однако того же нельзя сказать о динамике еврейского участия в работе высших органов представительной власти. Так, если в 1935 г. среди избранных в ЦИК СССР 608 членов было 98 евреев (16 %), то в сформированном в конце 1937 г. Верховном Совете СССР, на 1143 депутатов, их оказалось всего 47 (4 %)87. Много евреев выбыло в предвоенные годы и из советского министерского корпуса. Были расстреляны такие руководители союзных наркоматов и комитетов, как М. Д. Берман (связи), А. Д. Брускин (машиностроения), И. Я. Вейцер (внутренней торговли), Г. Н. Каминский (здравоохранения), И. М. Клейнер (комитет по заготовкам сельскохозяйственных продуктов при СНК СССР), М. И. Калманович (зерновых и животноводческих совхозов), А. 3. Гилинский (пищевой промышленности), А. П. Розенгольц (внешней торговли), М. Л. Рухимович (оборонной промышленности), Б. 3. Шумяцкий (комитет по делам искусств), Г. Г. Ягода (внутренних дел). Тогда же были сняты с постов такие союзные наркомы еврейского происхождения, как Н. М. Анцелович (лесной промышленности), Б. Л. Ванников (вооружения), С. С. Дукельский (морского флота), М. М. Каганович (авиационной промышленности)88.

Не миновали испытания и руководителя рыбной отрасли жену Молотова П. С. Жемчужину (Карповскую), единственную тогда в СССР женщину-наркома. Правда, во время «большого террора» она не пострадала. Напротив, в ноябре 1937-го стала заместителем наркома пищевой промышленности, а в 1938-м возглавила этот наркомат. На XVIII съезде партии Жемчужину избрали кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Это был пик ее карьеры, после чего та пошла на спад. Летом 1939 г. НКВД обнаружил в союзном наркомате рыбной промышленности, который она тогда возглавляла, массу «вредителей» и «саботажников» и раскрыл целую сеть «немецкой агентуры». 10 августа этот вопрос был вынесен на рассмотрение

56

Политбюро, которое «за проявленную неосмотрительность и неразборчивость в отношении своих связей (в силу чего в окружении тов. Жемчужиной оказалось немало враждебных шпионских элементов)» признало необходимым «предрешить» ее освобождение от поста наркома «в порядке постепенности». Отставка состоялась 21 октября, причем тогда же было объявлено о непричастности Жемчужиной к преступной деятельности, что позволило ей спустя месяц занять менее значимый пост начальника главного управления текстильно-галантерейной промышленности наркомата легкой промышленности РСФСР89.

То, что с Жемчужиной обошлись относительно мягко, было в значительной мере заслугой Молотова - второго человека в государстве. В начале 1941 г., когда на XVIII Всесоюзной партконференции Сталин предложил вывести Жемчужину из кандидатов в члены ЦК ВКП(б), Молотов, вновь встав на защиту жены, демонстративно воздержался при голосовании по этому вопросу. Но его демарш, разумеется, ничего не решал: Жемчужину лишили статуса кандидата в члены ЦК, кстати, одновременно с ней из этого партийного ареопага изгнали и М. М. Литвинова90.

Отставки Жемчужиной и Литвинова, конечно, еще не были проявлением кадрового антисемитизма, но подобные, этнически маркированные действия власти ее, несомненно, подготовляли. На рубеже 1930-1940-х гг. феномен официального антисемитизма находился в стадии вызревания. Во внутренней политике государства давали о себе знать пока его отдельные элементы. Однако очень скоро это превратилось в систематическую этночистку, благо уже существовал мощный социальный слой, который видел в ней свой жизненно важный интерес. Речь идет о новой аппаратной генерации, состоявшей в основном из относительно молодых людей, вышедших из российских рабоче-крестьянских низов и приобщившихся к большевизму уже после смерти Ленина (так называемый «ленинский призыв»), то есть, главным образом, во второй половине 1920-х, в период всплеска в обществе массового бытового антисемитизма. Сознание их не было обременено ортодоксальным коммунистическим интернационализмом, как, впрочем, и вообще какой-либо идейностью. Романтическому идеализму старших товарищей эта аппаратная генерация противопоставила цинизм и беспринципность парвеню. Пробившись наверх на волне «большого террора» и пройдя сталинскую школу аппаратного выживания, многие молодые управленцы пропитались духом конформизма и готовы были на многое ради карьерного успеха и сопутствовавших

57

ему материальных благ*. Если в 1930 г. почти 70 % секретарей обкомов, крайкомов и ЦК нацкомпартий были партийцами с дореволюционным стажем, то в 1939 г. эти посты более чем на 80 % были «укомплектованы» лицами, вступившими в партию после смерти Ленина, а среди секретарей райкомов и горкомов таковых уже было более 9 %91. К этому времени завершилось сращивание партийной и государственной бюрократии и образования прочно слитого воедино номенклатурного слоя чиновничества. Вспоминается сделанное еще в 1927-м следующее пророчество известного монархиста-антисемита В. В. Шульгина: «Власть есть такая же профессия, как и всякая другая. Если кучер запьет и не исполняет своих обязанностей, его прогоняют. Так было и с нами: классом властителей. Мы слишком много пили и пели. Нас прогнали. Прогнали и взяли себе других властителей, на этот раз "из жидов". Их, конечно, скоро ликвидируют. Но не раньше, чем под жидами образуется дружина, прошедшая суровую школу. Эта должна уметь властвовать, иначе ее тоже "избацают"»92.

Если Сталин был вдохновителем и мозгом новой («этнизированной») номенклатурной политики, то ее аппаратным сердцем являлся образованный в 1934 г. отдел руководящих партийных органов (ОРПО), с февраля 1936 г. возглавлявшийся Г. М. Маленковым. Еще будучи заместителем заведующего этого отдела, он, чутко уловив исходившие из Кремля государственно-патриотические веяния, ввел с 1935 г. в аппарате ЦК новую форму учета номенклатурных кадров -«справку-объективку» с ранее игнорировавшейся графой «национальность»**. И очень скоро та по степени важности стала прибли-

* В. С. Гроссман так описал «новый тип партийных работников, пришедших на смену партийцам, ликвидированным либо отстраненным и оттесненным в 1937 году»: «Это были люди... иного склада. Они читали иные книги и по-иному читали их, - не читали, а "прорабатывали". Они любили и ценили материальные блага жизни, революционная жертвенность была им чужда либо не лежала в основе их характера. Они не знали иностранных языков, любили в себе свое русское нутро, но по-русски говорили неправильно, произносили: "прбцент", "пинжак", "Берлин", "выдающий деятель". Среди них были умные люди, но, казалось, главная, трудовая сила их не в идее, не в разуме, а в деловых способностях и хитрости, в мещанской трезвости взглядов» (Гроссман В. С. Жизнь и судьба. М, 1990. С. 584).

** Поскольку эта графа в официальных кадровых документах (анкетах, личных листках по учету кадров и др.) значилась под № 5, возникавшие у евреев сложности с работой и получением образования в обыденности стали именовать проблемами «пятого пункта», или с сарказмом называть «инвалидностью пятой группы».

58

жаться к такому главному начиная с 1917 г. анкетному пункту, как «социальное происхождение». Интенсивная «национализация» кадровой работы шла и в государственных учреждениях. Циркуляром НКВД СССР № 65 от 2 апреля 1938 г. в паспортах, свидетельствах о рождении, других официальных документах, выдававшихся органами ЗАГСа, национальность граждан стала записываться не произвольно, по желанию самих граждан, - как практиковалось после введения паспортов в 1933 г., - а на основании идентифицировавших этничность бумаг (копий метрических записей и т. д.). В годы войны советские паспорта по воле нацистов сыграли зловещую роль: гитлеровцы использовали их на оккупированных территориях для выявления и последующего уничтожения евреев93.

Формируя «под себя» в 1937-1938 гг. костяк цековской команды, Маленков принял на работу в ОРПО Н. Н. Шаталина, П. К. Поно-маренко, С. Н. Круглова, Г. М. Попова, В. М. Андрианова и других чиновников, занявших со временем высокие посты в партийно-государственном аппарате. Характерно, что все они, став кто-то секретарем ЦК, а кто-то министром, ушли потом в политическое небытие одновременно с их покровителем.

Весьма показателен один документ, рожденный в недрах ОРПО в конце 1938 г. Это справка «О засоренности аппарата Наркомздрава СССР» от 27 ноября, в которой впервые в практике работы аппарата ЦК к «не заслуживающим политического доверия» явно по этническому признаку причислили группу медработников, преимущественно евреев. Видимо, чтобы не возникло сомнений в том, что именно позволяет подозревать этих людей, якобы виновных в кадровом неблагополучии в медицинском ведомстве, рядом с их фамилиями уточнялось: «еврей», «еврейка»94.

Одним из авторов этого примечательного документа был ответственный организатор ОРПО Б. Д. Петров, которого вскоре повысили до заведующего отделом здравоохранения. Грубые выходки этого высокопоставленного чиновника вызвали впоследствии поток жалоб в ЦК от евреев-медиков. В одной из них (от 19 июня 1944 г.), адресованной Маленкову говорилось, например, о том, что Петров устроил настоящий разнос партийному секретарю Центрального онкологического института, обвинив его в создании «еврейской партийной организации»95.

Положение Маленкова еще более укрепилось, когда в марте 1939 г. его избрали секретарем ЦК и назначили начальником вновь образованного на базе ОРПО управления кадров (УК) ЦК - мощной, состоявшей из 47 отделов, структуры, ведавшей в масштабах страны всеми

59

назначениями, перемещениями и увольнениями в руководящих слоях советского чиновничества - от наркомов до директоров промышленных предприятий и совхозов. Именно УК явилось своеобразным генератором тайно нагнетавшегося аппаратного антисемитизма.

Если Маленков стал одной из главных опор Сталина в партии, то на аналогичную ключевую позицию в госаппарате выдвинулся Л. П. Берия. Вместе они составили технократический партийно-государственный властный тандем, который, следуя воле Сталина, сыграл, пожалуй, одну из главных ролей в подготовке универсальной чистки по «пятому пункту».

Когда в ноябре 1938 г. Берия возглавил НКВД, он первым делом подверг остракизму старые руководящие кадры, среди которых было немало евреев. В результате, если в период с 1 января 1935 г. по 1 января 1938 г. представители этой национальности возглавляли более 50 % основных структурных подразделений наркомата, то к 1 января 1939 г. - только 6 %96. Правда, подобного рода кадровое «освежение» чекистских рядов происходило и ранее и особенно интенсивно - после замены в сентябре 1936 г. Ягоды Ежовым на посту наркома внутренних дел. К 1 января 1938 г. из органов убыло 5229 оперативных сотрудников (в том числе 1220 - в результате арестов), на их место приняли 5359 чел.97 Хотя эта «ротация» не имела специальной антиеврейской направленности, среди уволенных и арестованных чекистов было довольно много евреев, что объяснялось их высокой концентрацией в спецслужбах*, куда представителей нацменьшинств охотно брали вплоть до конца 1920-х гг.

Откровенно этническую тональность этой «чекистской чистке» в мае 1938 г. придало, специальное указание ЦК ВКП(б) об удалении из органов сотрудников, имевших родственников за границей и происходивших из «мелкобуржуазных» семей. И поскольку таковых было особенно много среди евреев, это создало вокруг них атмосферу подозрительности, провоцировало антисемитские настроения в чекистской среде. По этой причине появившееся негласное указание о первоочередном отстранении неблагонадежных (из-за родственных связей с заграницей) нацменов от оперативных должностей в НКВД очень часто трактовалось (особенно на местах) как директива, распространявшаяся на всех евреев. Именно так произошло на Украине, что, конечно, не было случайностью: именно там в годы Гражданской

* По данным на 1 марта 1937 г. только в областных УНКВД служили 1776 евреев, или 7,6 % от всех работавших там сотрудников (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1041. Л. 109).

60

войны отмечался самый сильный всплеск погромного антисемитизма. Нарком внутренних дел Украины А. И. Успенский распорядился без околичностей: «Евреев из аппарата НКВД убрать!»98 Еще раньше, в марте 1938 г. он сообщил Ежову, что в республике удалось «вскрыть» «сионистское подполье», которое якобы «использовалось для шпионской работы немецкой и польской разведками», «насадившими» «свою многочисленную агентуру в рядах ВКП(б), органах НКВД и советском аппарате». Как рапортовал Успенский, был арестован 831 участник сионистских шпионских организаций. А всего в СССР в 1938 г. были взяты под стражу 1926 «сионистов» (по классификации НКВД)99.

С приходом Берии чистка кадров в системе НКВД получила как будто второе дыхание. За 1939 г. из органов госбезопасности было уволено 7372 оперативных сотрудника (22,9 % от общего состава). В то же время на оперативно-чекистскую работу было принято 14506 человек, в том числе 11062 - по партийно-комсомольским путевкам. В этот период наряду с Ежовым были расстреляны и некоторые его бывшие заместители из числа евреев: Я. С. Агранов, М. Д. Берман, Л. Н. Вельский, С. Б. Жуковский. Однако от них избавлялись не как от представителей нежелательной национальности, а как от креатуры бывшего наркомвнудела. Это подтверждается хотя бы тем, что и при Берии в руководстве НКВД продолжало пребывать немало евреев: начальник главного транспортного управления С. Р. Миль-штейн, начальник главного управления лагерей и железнодорожного строительства Н. А. Френкель, начальник Главгидростроя Я. Д. Рапопорт, начальник управления военного снабжения войск НКВД А. А. Вургафт и др. И среди представленных Берией в июне 1941 г. к награждению орденами за ликвидацию в Мексике Троцкого (операция «Утка») также были еврей Н. И. Эйтингон и караим* И. Р. Григу-левич. Кроме того, на начало 1940 г. в центральном аппарате НКВД продолжало работать 189 евреев (5 %)100. К полному их удалению из органов госбезопасности приступили с начала 1950-х гг., когда аппаратная чистка с антисемитским уклоном достигла кульминации (об этом в главе 4).

Создание долговременного политического союза Маленков-Берия обусловливалось не столько их властными амбициями, сколько необходимостью взаимопомощи в борьбе за самовыживание в условиях непредсказуемой единоличной диктатуры Сталина, который,

* Этнические тюрки, исповедующие нераввинистский иудаизм и не признающие Талмуда.

61

осознав незадолго до смерти, какую угрозу его власти таит в себе этот тандем, тщетно пытался его разрушить. Однако в 1939 г. вождь не мог всего этого предвидеть, полностью доверяя Маленкову и Берии. 3 мая Сталин назначил их - наряду с Молотовым - ответственными за наведение «порядка» в НКИД. Особую ретивость в проведении этого с антисемитской подоплекой мероприятия (см. выше) проявил первый заместитель Маленкова Н. Н. Шаталин, руководивший в УК отделом дипломатических кадров. Вскоре он сам возглавил один из отделов ЦК, что способствовало эскалации антисемитизации центрального аппарата партии101.

В значительной степени этот недуг поразил и управление пропаганды и агитации ЦК (УПиА), образованное, как и УК, решением XVIII съезда ВКП(б). Однако на первых порах оно, продолжая находиться в введении Жданова, мало чем отличалось от старого Агитпропа. Это объяснялось тем, что Жданов и его креатура в Агитпропе*, придерживаясь умеренной партийно-идеологической линии, делали упор на пропаганде советского патриотизма, причем с ощутимым «привкусом» ленинского интернационализма, а не на возрождении традиций русской великодержавности. Однако в условиях, когда другие страны, стремительно скатывавшиеся в пучину новой мировой войны, все решительней делали ставку на шовинизацию пропаганды, такой «межеумочный» идеологический курс не мог удовлетворить Сталина. Его тревожило и то, что Жданов, возглавлявший Ленинградскую партийную организацию и часто болевший, подолгу не бывал в Москве и потому не мог эффективно руководить пропагандой. Тем временем Политбюро, утвердив 4 августа 1938 г. новую структуру Агитпропа, дало зеленый свет его превращению в мощное идеологическое ведомство. Поскольку эта задача Жданову была явно не по плечу, наладить работу нового партийного министерства пропаганды Сталин поручил Г. Ф. Александрову, этому наиболее яркому представителю новой плеяды карьерных партийных идеологов. В новом УПиА с подачи Маленкова он не только возглавил отдел пропаганды, но и был назначен заместителем Жданова. Однако роль троянского коня Маленкова в ждановской епархии Александров играл недолго. Уже 6 сентября 1940 г. Политбюро утвердило его новым начальни-

* П. Н. Поспелов, назначенный заместителем заведующего Агитпропом еще в октябре 1937 г., а в августе 1939 г. - первым заместителем начальника УПиА; Д. А. Поликарпов, возглавивший тогда же отдел культурно-просветительных учреждений УПиА, а ранее работавший заведующим областным отделом народного образования в Ленинграде; А. А. Пузин, занявший пост заведующего отделом агитации УПиА.

62

ком УПиА, а отставленному от этой должности Жданову поручалось не совсем понятное «наблюдение за управлением пропаганды», из которого был также удален Поспелов (стал редактором «Правды»), а потом (летом 1941 г.) и Поликарпов, назначенный председателем радиокомитета. Еще раньше, в конце февраля 1940 г., другой ставленник Жданова П. А. Тюркин был снят с должности наркома просвещения РСФСР, что также свидетельствовало об усилении в духовно-идеологической сфере влияния маленковско-щербаковской группировки. Своеобразным показателем новых антисемистских веяний в верхах является тот факт, что Тюркину наряду с массовым «избиением» кадров Наркомпроса (изгнал оттуда более 400 работников) было поставлено в вину покровительство врагам народа с еврейскими фамилиями - Герцовичу и Шифрину, «пригретым» на постах руководителей отдела руководящих кадров и управления детских домов Наркомпроса соответственно102.

Новым наркомом просвещения стал В. П. Потемкин. Если иметь в виду продолжавшуюся тогда перестройку идеологии в духе традиционной для России государственности, это назначение можно считать симптоматичным. Потемкин был выходцем из среды старой московской профессуры. До революции преподавал в гимназиях, а в 1919 г. примкнул к большевикам. Будучи начальником политуправления Южного фронта, познакомился и сблизился со Сталиным - членом реввоенсовета этого фронта. Поруководив по окончании гражданской войны короткое время губернским отделом образования в Одессе, Потемкин был отозван в Москву и направлен на дипломатическую работу (был генконсулом в Стамбуле, полпредом в Греции, Италии и Франции). В 1937-м возвратился в Москву, став первым заместителем наркома иностранных дел. Показательно, что, возглавив Наркомпрос, Потемкин стал вводить в советской школе хорошо знакомые ему еще с дореволюционных времен гимназические порядки (подготовил постановление Политбюро от 17 июля 1943 г. о введении раздельного обучения в школах по половому признаку).

Между тем, осваиваясь в роли главы УПиА, Александров стал избавляться от оставшихся в этом управлении немногочисленных сотрудников еврейской национальности. Параллельно он за несколько месяцев полностью приспособил вверенное ему пропагандистское ведомство к выполнению самой «актуальной» задачи - канализации нагнетавшегося сверху «нового национализма» в русло практических действий. Красноречивым подтверждением тому могут служить хотя бы события, развернувшиеся вокруг академического Института мирового хозяйства и мировой политики (ИМХиМП). Все началось

63

с того, что 7 февраля 1941 г. заместитель директора этого института А. Ф. Бордадын направил Сталину письмо, в котором выражал тревогу по поводу нездоровой кадровой обстановки в ученом коллективе, возникшей вследствие семейственности, насаждавшейся другим заместителем руководителя института Р. С. Левиной. Он сообщал, что последняя имела «очень сильное влияние» на директора института Е. С. Варгу и в свое время поддерживала тесные связи с «врагом народа» К. Б. Берманом-Юриным, расстрелянным в 1936 г. по делу Зиновьева-Каменева. Таким образом, наряду с Левиной удар косвенно наносился и по Варге, весьма авторитетному ученому, возглавлявшему передний «фронт» экономической науки, то есть котировавшемуся наравне с М. Б. Митиным в марксистско-ленинской философии или Т. Д. Лысенко в мичуринской биологии. Путь происходившего из венгерских евреев Варги к номенклатурным вершинам советской науки был сложным, хотя и логичным для человека, увлекшегося в юности идеей революционного насаждения социальной справедливости. После падения Венгерской советской республики, в правительстве которой Варга занимал посты наркома финансов и председателя ВСНХ, он вынужден был покинуть родину и эмигрировать в Советскую Россию, где был тепло встречен Лениным и направлен на работу в Коминтерн, а в 1927 г. возглавил ИМХиМП, входивший в систему Коммунистической академии.

И вот теперь ему, продолжительное время консультировавшему по экономическим вопросам Сталина и в 1939 г. избранному действительным членом АН СССР, надо было как-то противостоять скандалу, затеянному его заместителем, «сигнал» которого в Кремль, как оказалось, был дебютом разраставшейся, как снежный ком, многоходовой интриги.

1 марта 1941 г. на имя Берии был направлен новый донос на руководство института. Его автор, аспирант Бордадына А. И. Турмилов, ответственность за «затхлую атмосферу семейственности и круговой поруки в институте» прямо возложил на Варгу, который де окружил себя «своими людьми, злоупотребляющими его доверием и авторитетом». Разобраться с дрязгами в ИМХиМП было поручено Агитпропу. И вот, как бы соревнуясь с Александровым в новомодной национально-кадровой бдительности, его заместители Д. А. Поликарпов и А. И. Маханов 11 апреля доложили «наблюдавшему» за управлением пропаганды и покровительствовавшему им Жданову о результатах проведенной в ИМХиМП проверки. Вскользь касаясь «совершенно неудовлетворительной» научной деятельности института (руководство и научные сотрудники, оказавшись «целиком

64

в плену буржуазной статистики», приукрашивали экономическое и социальное положение в Германии и других капиталистических странах), ревизоры из Агитпропа главным упущением сочли неблагополучие в кадровых делах. И хотя о «еврейском засилье» прямо не говорилось, антисемитский подтекст записки, подготовленной по результатам проверки, был очевиден. Пожалуй, впервые в документе ЦК в качестве причины плохой работы инспектировавшегося учреждения был назван «недостаточно русский» национальный состав его работников. Вот как конкретно проявился этот новый для Старой площади национальный пафос: «...В институте лишь незначительная часть должностей, как правило, второстепенных, замещены русскими людьми. Так, из 68 старших научных сотрудников русских только 20 человек. Из 16 референтов - пять человек, из 13 аспирантов - четыре человека. Особенно неблагополучно обстоит дело с руководящими кадрами института. Из 15 человек руководящих кадров: восемь человек по социальному происхождению торговцы, четверо - выходцы из других партий, один исключался из партии, четверо имеют близких родственников за границей. Среди руководящих работников (дирекция, заведующие секторами) -только два человека русских...»

Ревизоры из Агитпропа потребовали «решительно очистить кадры института от бездельников и не заслуживающих политического доверия, и направить туда группу свежих, молодых и способных работников». Далее следовал возглавлявшийся Левиной список (целиком состоял из еврейских фамилий) сотрудников, подлежавших увольнению. Однако весьма прозрачный намек авторов записки на доминирование евреев в ИМХиМП Жданов воспринял сдержанно. Возможно, ему претило ввязываться в сомнительную, отдающую антисемитским душком, кадровую чистку. К тому же в условиях стремительного нарастания угрозы войны с Германией попытка развернуть борьбу за национальную чистоту кадров советской экономической науки выглядела явно несвоевременной. По распоряжению Жданова записка подверглась существенной переработке. В ее новой редакции, разосланной 12 мая всем секретарям ЦК, уже не было назойливого перечисления еврейских фамилий, а упор был сделан на такой, более актуальный момент, как «некритическое» использование сотрудниками ИМХиМП «пропагандистских материалов фашистской печати о военно-экономической мощи Германии», что интерпретировалось как популяризация «распространяемой фашистской пропагандой легенды о непобедимости германской армии». Тем самым становившаяся с каждым днем все более реальной угроза большой войны па

65

радоксальным образом перечеркнула рожденный в аппарате ЦК план антиеврейской чистки в институте Варги.

Благодаря этому причудливым манером восторжествовала справедливость: в принятом 29 мая постановлении главным виновником упущений в работе ИМХиМП был назван инициатор скандального разбирательства Бордадын, а его статья «Организация военного хозяйства в Германии» была осуждена за «восхваление» «фашистской четырехлетки, объявленной в Германии в 1936 г.»103.

Несмотря на вроде бы благополучный исход (не финал!), дело ИМХиМП, в которое оказались непосредственно вовлеченными такие номенклатурные иерархи, как Сталин, Жданов, Берия, Маленков, Щербаков, тем не менее, наряду с другими фактами (отмечены выше), свидетельствовало о том, что в своем развитии антисемитизм советских верхов постепенно дозревал до масштаба государственной политики. Этот вывод подтверждает последующее развитие этой истории. Оказалось, что в Агитпропе на ней вовсе не собирались ставить крест. Весной 1943 г. Александров подготовил на имя Сталина новую записку и проект постановления ЦК о «неблагоприятном» положении в институте. В этих документах подчеркивалось, что штат института заполнен «политически сомнительными иностранцами - людьми немецкого языка (немцы, венгры, немецкие и венгерские евреи): из 44 старших научных сотрудников русских всего 6 человек: в составе руководящих кадров нет ни одного русского ученого». Предлагалось сместить Варгу с поста директора института и назначить вместо него В. П. Потемкина. Кроме того, вновь ставился вопрос об устранении Левиной с должности заместителя руководителя. Однако и на сей раз, в разгар войны, прагматик Сталин не пошел на кадровую перетряску в авторитетном научном коллективе. И только весной 1945 г. чиновникам ЦК удалось взять частичный реванш: тогда их усилиями Левина была выведена из руководства ИМХиМП104.

*#*

Говоря о формировании и становлении советской ИЕП в период со второй половины XIX века (когда, собственно, появилась предтеча данного феномена - русско-еврейская интеллигенция) до начала 1940-х гг., следует обратить внимание на главное: этот процесс протекал в бурную и противоречивую историческую эпоху, в стране, переживавшей кровавые катаклизмы в виде революций, войн, политических репрессий, осуществлявшей коренные масштабные преобразования всех сфер своей жизнедеятельности - от политико-идеологической и социально-экономической до национально-культурной

66

и бытовой. Но основной исторической вехой стал Октябрь 1917-го, когда на обломках старой России началось созидание нового, советского государства. Именно это судьбоносное событие поделило период генезиса исследуемого нами социального феномена на два этапа. Применительно к первому из них («протоэтапу»), охватывающему вторую половину XIX и 17 лет XX столетий, можно говорить о так называемой старой русско-еврейской интеллигенции. В количественном отношении это была относительно малочисленная социально-культурная группа, объединявшая лиц «свободных профессий», причем, отнюдь не всех, а входивших в русский интеллектуальный социум. Тогда как основная масса еврейства - дискриминированного в правовом отношении, находившегося под погромным «прессингом» и понуждаемого этим, а также экономическими причинами к массовой эмиграции, - проживала этнически обособленно в губерниях черты еврейской оседлости и потому лишь в незначительной степени подверглась аккультурации и ассимиляции. Несмотря на свою относительную малочисленность, старая русско-еврейская интеллигенция, тем не менее, всего за несколько десятилетий сумела внести весомый вклад в развитие культуры, науки, техники, искусств, литературы в нашей стране. К сожалению, многие ее выдающиеся деятели, разделяя общую трагическую судьбу, постигшую российский образованный слой в 1917 г., вынуждены были эмигрировать.

Следующий этап генезиса ИЕП, начавшийся с установления в России советской власти и завершившийся к концу 1930-х гг., стал основным в этом процессе. Оказавшись в погромное лихолетье Гражданской войны на грани выживания, российское еврейство в массе своей поддержало коммунистов, за чей проект социального переустройства бывшей царской империи (в отличие от соответствующей альтернативы белогвардейцев) выступило подавляющее большинство населения страны, прежде всего русских. Благодаря решительной борьбе с антисемитизмом и реализации декларированного равноправия нацменьшинств советская власть обрела в еврейской бедноте социальную опору и надежного союзника. Между тем, отмена «черты оседлости», других прежних дискриминационных ограничений повлекла масштабную миграцию евреев в крупные города европейской России, что способствовало их массовой ассимиляции. При этом наблюдался существенный рост социального напряжения в обществе, что обусловливалось тем немаловажным обстоятельством, что если до революции вхождение еврейства в русскую культуру и элиту (то есть формирование русско-еврейской интеллигенции) было постепенным и количественно ограниченным,

67

то при большевиках этот процесс стал лавинообразным, а значит и более болезненным, вызвавшим в 1920-х гг. всплеск массовой бытовой юдофобии. Собственно, такая массовая и ускоренная ассимиляция и главным способом решения еврейского вопроса советскими вождями, которые еще до революции теоретически обосновали этот выбор как объективно обусловленный и единственно правильный. Причем, в качестве пропагандистского прикрытия были выдвинуты лозунги расцвета «пролетарской» идишистской культуры (альтернативной сионистской «буржуазной» ивритской культуре) и создания еврейской «социалистической нации». Вот почему власть поначалу активно сотрудничала с идишистскими культуртрегерами, в поддержке которых перестала нуждаться после создания ЕАО на Дальнем Востоке. Более того, объявив тогда об успешном решении в СССР еврейского вопроса, усмотрела в них силу, препятствующую дальнейшей ассимиляции евреев. Не случайно в годы «большого террора», когда политические репрессии приобрели в том числе и этнический характер («национальные операции» против поляков, финнов и других нацменьшинств), «идишисты» также стали преследоваться. Причем эти интеллигенты пострадали не из-за своего национального происхождения и не от официального антисемитизма, а по преимуществу как заподозренные в пособничестве «буржуазным националистам» из числа тех же поляков, финнов, немцев и других нацменьшинств, которые стали восприниматься в верхах как «пятая колонна» сопредельных враждебных государств. Впрочем, было репрессировано и немало не связанных с идишистской культурой русско-еврейских интеллигентов, главным образом из числа партийно-государственных функционеров. Причиной тому опять же была не этничность, но принадлежность к номенклатуре, подвергшейся универсальной чистке. Элементы антисемитизма как системный фактор стали проявляться позднее, в период спада волны политического террора, в условиях стабилизации режима.

С момента прихода большевиков к власти до начала 1940-х гг. в «еврейской политике» большевиков прослеживаются два принципиально отличных друг от друга периода, социально-политические и этнокультурные параметры которых были заданы общим вектором эволюции государства и общества в СССР. На первом (1917-1935) власть преимущественно покровительствовала евреям - и как дискриминировавшемуся при царизме нацменьшинству, и как поддержавшему в большинстве своем советизацию страны - но не всем, а только тем, кто, отрекшись от «буржуазного» и культурно-традиционалистского прошлого (иудаизма, иврита и т. п.), вступал в новую

68

жизнь в качестве «совслужащего», «народного интеллигента» или просто «трудящегося». Бурно протекавшие ассимиляционные процессы власть хотя и всемерно поддерживала, но не форсировала, более того, спонсировала развитие «пролетарской» идишистской культуры, считая ее переходным этапом к денационализации.

Для второго периода «еврейской политики» (с 1936 г.) было характерно превалирование «русскооцентристской» ассимиляционной тенденции, что привнесло во власть к 1939 г. элементы антисемитизма. Отказ от ленинской интернационалистской парадигмы, интенсивная «этнизация» режима, сопровождавшаяся проведением массовых репрессий против нацменьшинств, были главными факторами возникновения верхушечного антисемитизма.

Следующей по степени важности предпосылкой расширения и укоренения антисемитских настроений в верхах стала примененная сталинским руководством технология манипулирования аппаратной бюрократией посредством подспудного антисемитизма. Это спорадически и ограниченно практиковалось еще в пору борьбы с партийной оппозицией, среди которой находилось немало ассимилированных еврейских интеллигентов, однако особенно явно заявило о себе в 1937-1938 гг. Во время «большого террора» с ленинской гвардией - частью правящей элиты, интернационалистской по духу и по национальному составу (с существенной еврейской «прослойкой») было покончено политически, да и в значительной мере физически. Доминантой власти стала новая генерация управленцев, самоутверждавшаяся, в том числе, и путем устранения конкурентов из числа евреев. Такого рода «коренизация» руководящего аппаратного слоя была своего рода ответом Сталина на предвоенный внешнеполитический вызов, столь судьбоносный для страны, что, реагируя на него максимальной мобилизацией и консолидацией общества, вождь явно «перегнул палку» в этнополитической сфере, да и не только в ней. Симптоматично, что во власти иллюзии национального возрождения оказались не только русские, но и другие советские этносы, включая и евреев, даже молодых и практически полностью ассимилированных. Их тоже «вдруг» потянуло к национальным корням. Так сталинский пропагандистский национализм, способствуя решению текущих мобилизационных задач, парадоксальным образом закладывал под советской империей мину замедленного действия.

Среди других предпосылок официального антисемитизма немаловажное значение имело и то обстоятельство, что в годы борьбы с партийной оппозицией и «накипью» НЭПа среди тех, кто, по мне

69

нию властей, был виновен в политических и финансово-хозяйственных преступлениях, евреев оказалось непропорционально много: в 1926 г. - 11872 чел. (16,6 % от всех арестованных ОГПУ); в 1927 г. -8942 чел. (10,1 %); 1928 г. - 11681 чел. (7,8 %)105.

Примечания

1 Туган-Барановский М. И. Русская интеллигенция и социализм (по поводу сборника «Вехи») // К лучшему будущему. Сб. социально-философских произведений. М., 1996. С. 64.

2 Федотов Г. П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской культуре: Философы русского послеоктрябрьского зарубежья. М., 1990. С. 406,408,418.

3 Франк С. Л. По ту сторону «правого» и «левого» // Новый мир. 1990. №4. С. 213.

4 Переписка В. В. Розанова и М. О. Гершензона. 1909-1918//Новый мир. 1991. №3. С. 238.

5 Федотов Г. П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской культурЕ. С. 441.

6 Федотов Г. П. Россия и свобода // Знамя. 1989. № 12. С. 212.

7 Программа КПСС. М., 1964, С. 63.

8 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 315.

9 Петроградская правда. 1918. 20, 21 апреля; Петербургский Еврейский университет Серия «Труды по иудаике». Выпуск 3: «Евреи в России: История и культура». СПб., 1995. С. 15.

10 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 2. М., 1970. С. 588-592.

11 Академическое дело, 1929-1931 гг.: Документы и материалы следственного дела, сфабрикованного ОГПУ. Вып. 1.: Дело по обвинению академика С. Ф. Платонова. СПб., 1993; Ашнин Ф. Д., Алпатов В. М. «Дело славистов». 30-е годы. М., 1994; Куманев В. А. 30-е годы в судьбах отечественной интеллигенции. М.: 1991 и др.

12 В 1928-1932 гг. число мест на рабфаках возросло с 50 до 285 тысяч, более 800 тыс. рабочих-коммунистов были переведены из цехов на управленческие должности, в том числе и на руководящие, а также ушли на учебу (Верт Н. История Советского государства. 1900-1991. М, 1992. С. 197,198).

13 Правда. 1937. 29 марта.

14 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 998. Л. 56; Ф. 558. Оп. 11. Д. 807. Л. 1.

15 Вопросы истории. 1989. № 5. С. 117-129.

16 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК. Часть 3.1930-1954. М, 1954. С. 322-324.

17 XVIII съезд ВКП(б). Стенограф, отчет. М., 1939. С. 310; Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1. М., 1994. С. 524; С критической оценкой

70

генезиса советской интеллигенции выступил в начале 1970-х гг. А. И. Солженицын (Образованщина // Новый мир. 1991. № 5. С. 31-33).

18 Гессен Ю. И. История еврейского народа в России. В 2-х тт. М. - Иерусалим, 1993. Т. 1.С. 79.

19 Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). Собр. 1. Т. 28. № 21547.

20 Гессен Ю. И. Указ. соч. Т. 2. С. 119-123.

21 ПСЗ. Собр. 2. Т. 36. № 37684.

22 Еврейская энциклопедия. Т. 13. М., 1991 (репринт). С. 638.

23 Гессен Ю. И. Указ. соч. Т. 2. С. 179, 230; Кандель Ф. С. Книга времен и событий. История Российских евреев. Т. 1. М., 2002. С. 445.

Подробно о российском студенчестве еврейского происхождения в начале XX века (до 1917 г.) см.: Иванов А. Е. Еврейское студенчество в Российской империи начала XX века. Каким оно было? Опыт социокультурного портретирования / Под ред. О. В. Будницкого. М., 2007.

24 Источник. 1993. № 3. С. 62.

25 Zeifman N. Еврейский аспект охранительной политики Александра III. (К истории введения процентных норм) //Judeo-Slavic Interaction in the modern Period / Jews and Slavs (Jerusalem). 1995. Vol. 4. P. 150-151.

26 Франкель Дж. Российская империя и Советский Союз // Евреи и XX век Аналитический словарь / Барнави Э., Фридлендер С. М., 2004. С. 507.

27 Аронсон Г. Я. В борьбе за гражданские и национальные права (Общественные течения в русском еврействе) // Книга о русском еврействе: от 1860-х годов до революции 1917 Г. М. - Иерусалим, 2002. С. 213-214.

28 Иванов А. Е. «Еврейский вопрос» и высшее образование в России (конец XIX - начало XX в.) // Вестник Еврейского университета в Москве.

1994. № 1(5). С. 35-49; Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми (1917-1920). М., 2005. С. 47.

29 Краткая еврейская энциклопедия. Т. 1-10. Иерусалим, 1976 - 2001. Т. 1. С. 272.

30 Постановление Временного правительства об отмене вероисповедных и национальных ограничений от 20 марта 1917 г. // Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г. М. - Мн. - Иерусалим, 2002. С. 143-145.

31 Декреты Советской власти. Т. 1. М., 1957. С. 16; Сталин И. В. Собр. соч. Т. 5. С. 45.

32 Сталин И. В. Соч. Т. 5. С. 114-115.

33 Декреты Советской власти. Т. 1. С. 40.

34 Pinkus В. The Jews of the Soviet Union: The History of a National Minority. Cambridge, 1988. P. 62-63.

35 Российская газета. 1994. 27 февраля.

36 Самойлов Д. С. Памятные записки. М., 1995. С. 56-57.

37 Клиер Дж. О русско-еврейской интеллигенции (к постановке вопроса) // Евреи в России. История и культура / Отв. ред. Д. А. Эльяшевич. СПб.,

1995. С. 75-76.

71

38 Подробнее: Гринбаум А. Еврейская наука и научные учреждения в Советском Союзе, 1918-1953 / Пер. с англ. М. - Иерусалим, 1994; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 633. Л. 2-6; Pinkus В. The Jews of the Soviet Union: The History of a National Minority Cambridge University Press, 1988. P. 109.

39 Мозохин А. Б. Право на репрессии: внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953). М., 2006. С. 317,322.

40 Всесоюзная перепись населения 1939 года. Основные итоги. М., 1992. С. 61; О ликвидации еврейских академических учреждений в Белоруссии см.: Герасимова И. К истории Инбелкульта и Еврейского сектора Белорусской академии наук в 20—30 гг. // Вестник Еврейского университета в Москве. 1996. № 2 (12). С. 144-167; Гринбаум А. Еврейская наука и научные учреждения в Советском Союзе, 1918-1953 // Евреи в России Историографические очерки. 2-я половина XIX века - XX век. М. - Иерусалим, 1994. С. 62-70.

41 Троцкий Л. Д. Сталин. Т. 2. М., 1990. С. 39.

42 Altshuler М. Soviet Jewry on the Eve of the Holocaust. A Social and Demographic Profile. Jerusalem, 1998. P. 26, 27; Петров H., Янсен M. «Сталинский питомец» - Николай Ежов. М., 2008. С. 120-121.

43 Ларин Ю. Евреи и антисемитизм в СССР. М.-Л., 1929. С. 56; Pinkus В. Op. cit. Р. 136; Всесоюзная перепись населения 1939 года. Основные итоги. М., 1992. С. 80.

44 Pinkus В. Op. cit. Р. 91; Всесоюзная перепись населения 1939 года. Основные итоги. С. 86.

45 Примерная 700-тысячная численность евреев-интеллигентов к концу 1930-х гг. была определена исходя из того, что, во-первых, в СССР интеллигенция отождествлялась со служащими (в целом этот социальный слой включал в себя к тому времени около 9,6 млн. советских граждан), и во-вторых, удельный вес евреев в этом слое составлял примерно 7,5 %. Приблизительность подсчетов была обусловлена неполнотой данных по национальному составу служащих: точные показатели существуют только по некоторым профессиональным категориям (врачам, работникам искусств, учителям и др.), но отсутствуют в отношении руководителей предприятий (организаций, учреждений), студентов вузов, военнослужащих, работников правоохранительных органов и др.; Шварц С. М. Антисемитизм в Советском Союзе. С. 119-120; Pinkus В. Op. cit. Р 97.

46 фест и к Гитлер. Биография. Т. 3. Пермь, 1993. С. 129-130; Арад И. Холокауст. С. 15-16; Ширер У. Взлет и падение Третьего рейха. Т. 1. М., 1991. С. 467-468.

47 Правда. 1938. 29 ноября.

48 Шехтман И. Советское еврейство в германо-советской войне // Еврейский мир. Сборник 1944 года. Иерусалим - М. - Мн., 2001. С. 229; Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941-1944). Сб. док. и мат. / Ред. И. Арад. Иерусалим, 1991. С. 5.

49 РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 489. Л. 1.

50 Исторические сборники «Мемориала». Вып. 1 // Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997. С. 129.

72

51 Правда. 1940. 28 марта.

52 Аксельрод Е. Трое из одной семьи // Еврейское слово. 2002. 23-29 января. № 4(78). К столетию Зелика Аксельрода (1904-1941) // Корни. 2004. Октябрь- декабрь. № 24. С. 5-33.

53 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 75. Л. 22; ЦАФСБ РФ. Следственное дело П. Д. Маркиша. Протокол допроса от 8 августа 1949 г. Копия. Архив автора.

54 Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 39.

55 Федотов Г. П. Тяжба по России. Т. 3. Париж, 1982. С. 182.

56 Ильин И. А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России. Т. 1. М., 1992. С. 157.

57 Правда. 1936.12 апреля.

58 Правда. 1936. 26 ноября.

59 Застольные речи Сталина. Док. и мат. / Сост. В. А. Невежин. М., 2003. С. 151.

60 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 348. Л. 63-75.

61 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 348. Л. 76-77.

62 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 639. Л. 6; Д. 833. Л. 22, 26-29.

63 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1027. Л. 26-27.

64 Правда. 1936. 30 ноября.

65 Сталин И. В. Соч. Т. 6. М., 1947. С. 217.

66 Правда. 1939.11 марта.

67 Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 302.

68 Черчилль У. Вторая мировая война. Кн. 1. Т. 1-2. М., 1991. С. 180.

69 Правда. 1939.1 ноября.

70 Невежин В. А. Метаморфозы советской пропаганды в 1939-1941 годах // Вопросы истории. 1994. № 8. С. 167.

71 Гейзер М. М. Соломон Михоэлс. М., 1990. С. 153.

72 Невежин В. А. Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии «священных боев» 1939-1941 гг. М., 1997. С. 124; Вопросы истории. 1994. № 8. С. 168-169.

73 Соловьев А. Г. Тетради красного профессора. 1912-1941 гг. / Публ. Н. Зелова // Неизвестная Россия. XX век. Т. 4. М., 1993. С. 203-204.

74 Столяров К. А. Палачи и жертвы. М., 1997. С. 276-277.

75 Чуев Ф. И. Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М.,

1991. С. 274.

76 Волков Ф. Д. Взлет и падение Сталина. М., 1992. С. 111-112; Гне-дин Е. А. Себя не потерять... // Новый мир. 1988. № 7. С. 173-209.

77 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1009. Л. 185.

78 Оглашению не подлежит: СССР и Германия. 1939-1941. Документы и материалы / Сост. Ю. Фелыптинский. М., 1991. С. 19.

79 Черчилль У. Вторая мировая война. Кн. 1. М., 1991. С. 166.

80 Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1993. С. 456.

81 Чуев Ф. И. Так говорил Каганович. Исповедь сталинского апостола. М.,

1992. С. 99-100.

82 Чуев Ф. И. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 276.

73

83 Аллилуева С. И. Двадцать писем к другу. М., 1990. С. 124.

84 Московские новости. 1991. 2 июня. № 22.

85 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 890. Л. 204. Д. 893. Л. 38.

86 ГА РФ. Ф. 7523. Оп. 10. Д. 93. Л. 1-123.

87 Мандельштам Л. И., Ребров М. С. Итоги выборов в Верховный Совет. М., 1939. С. 3-56.

88 Тартаковский Ж. Евреи в руководстве СССР (1917-1991). Тель-Авив, 1994. С. 72-75.

89 Трояновский О. А. Через годы и расстояния, история одной семьи. М., 1997. С. 78-81; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1015. Л. 30-31; Д. 1016. Л. 33.

90 Резолюции XVIII Всесоюзной конференции ВКП(б). М., 1941. С. 21; Трояновский О. А. Указ. соч. С. 136; Чуев. Ф. И. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 475.

91 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 696. Л. 185; Оп. 118. Д. 206. Л. 117-152; XVI съезд ВКП(б). Стенограф, отчет. М.-Л., 1930. С. 52; XVIII съезд ВКП(б). Стенограф, отчет. М., 1939. С. 149.

92 Шульгин В. В. Три столицы. Путешествие в красную Россию. Берлин, 1927. С. 135-137.

93 Исторические сборники «Мемориала». Вып 1. С. 36-37.

94 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 36. Л. 213.

95 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 127. Д. 478. Л. 46-46 об.

96 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 906. Л. 156.

97 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1004. Л. 6; Д. 1008. Л. 24.

98 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1206. Л. 45-49.

99 Мозохин А. Б. Указ. соч. С. 173-177, 341.

100 Свободная мысль. 1997. № 6. С. 118; № 7. С. 111-113; Лубянка: ВЧК -ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917-1960. Справочник. М., 1997. С. 104-107; Кричевский Л. Ю. Евреи в аппарате ВЧК-ОГПУ в 20-е годы // Евреи и русская революция. Материалы и исследования / Ред.-сост. О. В. Будницкий. М., 1999. С. 344.

101 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 25. Л. 15.

102 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1027. Л. 35; Д. 1041. Л. 39; On. 111. Д. 899. Л. 67-70.

103 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 279. Л. 79-92,99-100,103-106,124-146.

104 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 203. Л. 58-80; Д. 340. Л. 61-65.

105 Мозохин О. Б. Указ. соч. С. 268-281.

Глава 2. В ГОДЫ ВОЙНЫ (1941-1945)

Советские верхи и трагедия Холокоста

Вторгшись в пределы СССР и используя преимущества нападающей стороны, гитлеровские войска развили стремительное наступление. На отдельных направлениях немецкие бронетанковые и моторизированные части буквально за часы вклинивались на десятки километров вглубь советской территории. В таких условиях не могло быть и речи о сколько-нибудь организованной эвакуации жителей приграничных западных областей страны. Однако еще до окончания войны на Западе появились публикации, авторы которых из числа просоветски настроенных социалистов и левых сионистов уверяли, что летом 1941 г. советское руководство предприняло экстренные меры (якобы Сталин или подписал специальную директиву, или был издан специальный указ Президиума Верховного Совета СССР) по первоочередной эвакуации еврейского населения из опасных районов*1. Этим утверждениям был склонен доверять и А. И. Солженицын2, хотя еще в начале 1950-х гг. такой авторитетный специалист по истории советского еврейства, как С. М. Шварц, всесторонне и тщательно, опираясь на документальные свидетельства, доказал безосновательность такой точки зрения3.

Помимо того, что реальность какого-либо распоряжения советских властей о первоочередном спасении евреев никогда не была подтверждена фактически, имеется и косвенное доказательство легендарности существования упомянутой выше директивы. Оно заключается в наличии документально установленного строгого порядка проведения эвакуации в годы войны, которая регламентировалась

* Подобные толки явились во многом следствием пропагандистского турне в 1943 г. в США С. Михоэлса и И. Фефера, которым перед поездкой А. Щербаков и С. Лозовский поручили заявить в США о том, что «Советский Союз спас много евреев» (Неправедный суд. Последний сталинский расстрел. М., 1994. С. 39).

75

секретным постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 27 июня 1941 г. Согласно этому нормативу первоочередному вывозу на восток подлежали важнейшие промышленные, сырьевые ценности, продовольствие, ответственные партийные и советские работники, квалифицированные рабочие, инженеры, служащие. Из остального гражданского населения эвакуировалась прежде всего годная к военной службе молодежь, а также женщины и дети. При этом этнический фактор вообще не упоминался. Однако он стал решающим в ходе развернувшихся в прифронтовых районах насильственных этнодепортаций советских граждан, таких, например, национальностей, как немцы и финны, которые в условиях войны стали считаться потенциально опасными4. Поэтому рассуждения о намерении Сталина предпринять в годы войны специальные акции по спасению советских евреев можно однозначно квалифицировать как политическое мифотворчество.

Вместе с тем известно, что власти прифронтовых регионов, дабы оправдаться перед центром за хаотическое и паническое бегство от врага предоставленных самим себе мирных жителей, стремились переложить всю ответственность на само гражданское население, в том числе и на евреев. Скажем, секретарь ЦК КП Белоруссии П. К. По-номаренко, докладывая Сталину в начале июля 1941 г. о том, что вся агитация врага «идет под флагом борьбы с жидами и коммунистами, что трактуется как синоним», утверждал, что панический исход беженцев на восток «объясняется в известной степени большой еврейской прослойкой в городах: их объял животный страх перед Гитлером, и вместо борьбы - бегство»5.

Это обвинение было по меньшей мере несправедливым, поскольку в трусости были уличены сами белорусские руководители, подававшие пример малодушного и безответственного поведения. Установлено, например, что 26 июня 1941 г. ряд секретарей ЦК КП Белоруссии и других республиканских «ответственных партийных, советских и хозяйственных работников» самочинно оставили Минск, выехав вместе с семьями на легковых машинах в Москву, где укрылись в постпредстве БССР. То же происходило и в других городах республики. Например, в Гомеле. Там секретарь обкома партии и председатель горисполкома, воспользовавшись своим служебным положением, провели первоочередную эвакуацию собственных семей, отправив их в Москву и Краснодар. Правда, центр в лице Маленкова быстро «одернул» запаниковавших было «белорусских товарищей»6.

76

Очень немногим евреям-беженцам удалось уйти на восток, большинство из них, оказавшись в тылу немецких войск, вынуждено было возвратиться назад. Реальность была такова, что стремительность германского вторжения и как следствие этого неразбериха и хаос, сопутствовавшие отступлению частей Красной армии, изначально предопределили неотвратимость трагедии советского еврейства. Наименьшими шансами на выживание располагали евреи с западных земель, присоединенных к Советскому Союзу в 1939-1940 годах, где таковых насчитывалось около 2000000 чел. Только 10-12 % из них удалось бежать или эвакуироваться на восток страны, однако основная часть еврейского населения (1750000-1800000 чел.) осталась на оккупированной территории. Евреи, проживавшие восточнее советской западной границы 1939 года (таковых насчитывалось 2100000 чел.), оказались в более благоприятной ситуации: и времени на эвакуацию было больше, и эти «коренные» советские евреи, будучи в большинстве своем (в отличие от соплеменников с присоединенных территорий) работниками госучреждений и промышленных предприятий, подлежали обязательному вывозу на восток. Примерно половине из них удалось переместиться вглубь страны. Таким образом, на захваченных врагом советских территориях осталось от 2750000 до 2900000 евреев. Невозможно точно определить, сколько из них погибло и сколько выжило: в Советском Союзе национальность не учитывалась не только при эвакуации граждан, но и при подсчете человеческих жертв. По приблизительным данным, война унесла жизни около 2,8 млн. советских евреев, в том числе 1 млн. человек, погибших в результате целенаправленных нацистских акций истребления. А всего, согласно последним фундаментальным изысканиям, за годы Второй мировой войны было уничтожено от 5,29 до более чем 6 млн. евреев7.

Эти колоссальные гекатомбы были в какой-то мере запрограммированы уже тем формальным casus belli, который содержался в декларации Гитлера, зачитанной по радио рейхсминистром народного просвещения и пропаганды Й. Геббельсом 22 июня 1941 г.: «...Никогда германский народ не испытывал вражды к народам России. Однако, иудейско-болыневистские правители Москвы пытались в течение более 20 лет разжечь пожар не только в Германии, но и во всей Европе <...> Ныне наступил тот час, когда необходимо выступить против этого заговора еврейско-англосаксонских поджигателей войны и точно так же против еврейских властителей большевистского московского центра»8.

77

Таким образом, в первый же день войны руководство рейха еще раз подтвердило, что воинствующий антисемитизм является краеугольным камнем нацистской пропаганды, призванной обосновывать и освящать любые, даже самые жестокие меры в отношении покоренных народов, и прежде всего геноцид евреев, который стал осуществляться с самого начала нацистского вторжения.

Массовое истребление евреев нацистская пропаганда представляла остальному советскому населению оккупированных областей как составную и необходимую часть освободительной миссии, взятой на себя германскими властями в борьбе с «жидо-большевизмом», «жестоко угнетавшим народы России». Причем, следуя античной формуле «разделяй и властвуй», гитлеровцы объявляли, например, что украинцы «по крови» выше русских, так как в средние века испытали на себе «живительное влияние арийцев», благодаря чему развились в «северно-динарский расовый тип», и к тому же украинский кобзарь Тарас Шевченко «был против москалей и являлся другом немцев». Белорусов убеждали в том, что и в царской России, и в СССР они жили под тройным национальным гнетом: с запада их теснили поляки, с востока - русские, а в самом крае хозяйничали евреи. Все это, впрочем, не помешало нацистам причислить тех же украинцев и белорусов к представителям «неполноценной славянской расы», так называемым Untermenschen (недочеловекам), подлежащим частичному истреблению и вытеснению за Урал. Что касается русских, то будучи самым многочисленным в СССР народом, они стали объектом особого внимания со стороны гитлеровских специалистов по национальному вопросу. Последние заблаговременно снабдили части вторжения вермахта целой массой псевдонаучных рекомендаций, наподобие инструкции «О поведении немцев на востоке и их обращении с русскими». Германским военнослужащим давались в том числе и такие советы: будьте твердыми и жестокими в отношении русских, ибо по своей генетической природе они сентиментальны и женственны, и им импонируют сила и действие; остерегайтесь русской интеллигенции, как эмигрантской, так и новой, советской, ибо она хоть и не способна на решительные поступки, но обладает особым обаянием, которое может отрицательно влиять на характер немца; помните, что русские всегда хотели быть управляемой массой, таковыми их сформировала собственная история, в которой были и призвание варягов, и господство монголов, поляков, литовцев, самодержавие царей, а, начиная с Петра Великого они видели в немце высшее существо9.

Следует признать, что массированная психологическая обработка нацистами советских людей не проходила бесследно. Характерная де

78

таль: осенью 1942 г. от многих жителей деревень даже советской прифронтовой полосы можно было услышать суждения, замешанные не только на дремучем невежестве, но и явно подсказанные весьма эффективной на первых порах фашистской пропагандой. «Немцы ведут войну против евреев и коммунистов, - утверждали согласно информации агентуры НКВД крестьяне, - они грамотный и чистый в быту народ, уважают православие и хотят распустить колхозы»10. Эти и подобные им умонастроения, всегда сопутствующие историческим катаклизмам, философ Н. А. Бердяев, используя известный литературный образ Ф. М. Достоевского, метко окрестил «смердяковщиной», имея в виду утрату национального достоинства и апологию пораженчества11.

Образованное 24 июня под началом секретаря ЦК ВКП(б) А. С. Щербакова Советское информационное бюро (СИБ), одним из направлений деятельности которого стала «организация контрпропаганды против немецкой и другой вражеской пропаганды»12, должно было в первую очередь нейтрализовать влияние демагогии гитлеровцев об их миссии «освободителей народов России» от гнета «жидокомму-нистов». И. Г. Эренбург предложил А. С. Щербакову широко распубликовать выступление одного из авторитетных среди интеллигенции русских общественных деятелей (М. А. Шолохова или А. Н. Толстого) с разоблачением басни о том, что «гнев Гитлера направлен только на евреев»13. Однако в советских верхах решили максимально упростить для себя задачу, как следствие, информация о евреях - жертвах зверств, чинимых фашистами, стала подаваться в массовых СМИ в минимальных объемах (исключение было сделано для малотиражных изданий на идише), причем в основном тогда, когда надо было произвести выгодное впечатление на западных союзников.

Выступая 6 ноября 1941 г. по случаю очередной годовщины Октябрьской революции, Сталин, пожалуй, единственный раз за годы войны публично осудил нацистов за массовый антиеврейский террор, правда, сделал это довольно своеобразно: уподобив гитлеровский геноцид евреев с не идущими с ним ни в какое сравнение черносотенными погромами в царской России14 - явлением совершенно иного социально-политического и исторического порядка.

Поскольку, как отмечалось, информации о Холокосте с самого начала был придан в некотором роде «экспортный» характер, ее подготовка находилась в ведении главным образом наркома иностранных дел В. М. Молотова, отвечавшего за сотрудничество с союзными державами. Уже в первой подписанной им 6 января 1942 г. ноте НКИД акции массвового истребления евреев в Бабьем Яру в Киеве, Львове, Одессе, других городах Украины были в основном представлены

79

не как проявления целенаправленной политики этноселективного истребления и геноцида, а только как часть общего террора против советского многонационального гражданского населения («русских, украинцев, евреев»)15. В преамбуле следующей аналогичной ноты Молотова (от 27 апреля 1942 г.) прямо подчеркивалось, что гитлеровцы поставили себе задачей «истребление советского населения: независимо от <...> национальности». Впервые была использована обобщенная формулировка об уничтожении нацистами «мирных жителей» в Таганроге, Керчи, Минске, Витебске, Пинске16. В последующем употребление этого эвфемизма стало своеобразным способом замалчивания гитлеровского геноцида евреев*.

Поскольку 18 декабря 1942 г. в «Правде» появилась обязательная к публикации совместная официальная декларация правительств двенадцати, включая СССР, союзных стран «О проводимом гитлеровскими властями истреблении еврейского населения Европы» с обязательством покарать нацистов за преступления против человечности, на следующий день как бы вдогонку вышло советское заявление с похожим названием. В нем в первый и последний раз советским руководством признавалась разработка гитлеровцами «особого плана поголовного истребления еврейского населения», однако основными его жертвами представлялись евреи Европы, а об умерщвленных нацистами советских евреях опять говорилось в общем ряду национальных потерь всех остальных народов СССР. Правда, при этом признавалось, что «относительно к своей небольшой численности, еврейское меньшинство советского населения <...> особенно тяжело пострадало от звериной кровожадности гитлеровских выродков»17. Однако это, наиболее исторически адекватное официальное заявление, осталось как бы гласом вопиющего в пустыне, тема нацистского геноцида евреев так и не была подхвачена советскими СМИ, что говорило о том, что этот документ являлся политико-конъюнктурным исключением из негласно действовавшего правила. Симптоматично и то, что декларация была подписана не Молотовым (как первоначально планировалось), а некой несуществующей организацией «Информбюро НКИД»18, что свидетельствовало о ее пониженном статусе и о том, что она предназначалась для заграницы.

* При подготовке в начале 1944 года сборника актов созданной 2 ноября 1942 г. Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников (ЧГК) Г. Ф. Александров, редактируя текст, исключил из него всякое упоминание о евреях, используя как замену словосочетание «мирные советские граждане» (Альтман И. А. Жертвы ненависти. С. 397-398).

80