Thursday, June 12, 2014

8 Г.В.Костырченко Сталин против космополитов Власть и еврейская интеллигенция в СССР


ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В XX веке советское еврейство и в первую очередь интеллигенция из этой национальной среды столкнулось в своих отношениях с властью с несколькими судьбоносными историческими вызовами. Первый такой вызов пришелся на революцию 1917 г. и гражданскую войну. Второй - на послевоенный период 1948-1953 гг. Третий - на так называемые «застойные» и «перестроечные» годы, когда начался массовый исход евреев из СССР, означавший по сути дела спонтанное, самопроизвольное решение «еврейского вопроса», с которым безуспешно пытались справиться сменявшие друг друга режимы в нашей стране как на протяжении XIX, так и почти всего XX веков. Произошло парадоксальное: чего не смогла сила власти, сделала ее слабость.
Время «действия», или, лучше сказать, социально-политического доминирования каждого из этих трех вызовов обрамлялось соответствующими хронологическими вехами, которые, не поддаваясь точной датировке, приблизительно все же определяются. Конкретно можно вычленить следующие основные периоды взаимоотношений Советского государства с еврейством вообще и его интеллектуальной элитой в частности: 1.1917-1935 гг.; 2. 1936-1953 гг.; 3. 1953-1991 гг.
Начало первому периоду (1917-1935 гг.) было положено Октябрьской революцией. В ней еврейская интеллигенция исполнила важную историческую миссию «иноплеменного катализатора», благодаря которому во все времена (например, при Петре Великом) и у всех народов запускается механизм преодоления сковывающей инерции традиционализма, смены политических элит и ускоренной социальной модернизации. Одним из важнейших моментов этого периода стала эмансипация евреев, причем не только правовая (произошла еще при Временном правительстве), но и фактическая. Этому в немалой степени способствовало то, что разгромив подпольные «буржуазные» черносотенные организации, большевики покончили с прежней идеологией юдофобии - как традиционной, имеющей глубокие религиозные корни, так и модернизированной, бывшей «слепком» с за
289

имствованного на Западе антисемитизма. Кроме того, были сняты все барьеры на пути вхождения евреев в политическую, управленческую, культурную и интеллектуальную элиту общества, причем это вхождение происходило в обеспечивавшемся верхами режиме наибольшего благоприятствования и в отсутствие сопротивления со стороны старой элиты, устраненной революцией. Все это дало мощный импульс процессу естественной ассимиляции еврейства, жертвовавшего своей национальной идентичностью ради жизненного преуспевания в русскоязычной среде. Началось интенсивное формирование советской ИЕП, в которой режим обрел надежную социальную опору (тогда как при царизме русско-еврейская интеллигенция являлась одним из ударных отрядов антиправительственной оппозиции!). Однако поддержка государством этого процесса осуществлялась исключительно с классовых позиций (еврейские интеллектуалы, идейно тяготевшие к сионизму, а культурно - к гебраизму, преследовались большевиками как «буржуазные националисты»). Благодаря ревностному служению новой власти советские интеллигенты из числа евреев очень быстро оказались на ведущих позициях в основных сферах социальной жизнедеятельности - от государственного управления и национальной безопасности до культуры и науки. В 1920-1930-е, да и в последующие годы ИЕП внесла заметный вклад в развитие многих сфер жизнедеятельности советского общества - политическую, экономическую, научную, культурную, производственно-техническую, управленческую, образовательную и др. Фокусируясь на политической сфере (приоритетной для исследования), необходимо отметить, что этническое представительство евреев (носило, по сути, формально-номинальный характер!) во власти и управленческой сфере, будучи максимальным в первые послереволюционные годы, с середины 1920 гг. постепенно стало сокращаться, хотя и спустя десятилетие оставалось значительным.
Содействуя ассимиляции евреев и используя их как ударную силу в социалистическом переустройстве общества, режим параллельно подпитывал и этнокультурное развитие этого нацменьшинства (создание еврейских театров, клубов, газет, журналов, издательств, школ, техникумов, факультетов и кафедр в вузах, административных районов, колхозов и т. п.). При этом большевики сделали ставку исключительно на идишистскую культуру, считая такую поддержку вынужденным и временным компромиссом, повышающим эффективность борьбы с «буржуазным» сионизмом и гебраизмом и в конечном счете обеспечивающим плавное, постепенное течение ассимиляционных процессов. В наибольшей степени официальная политика преферен
290

ций в отношении еврейского нацменьшинства была присуща первому пятнадцатилетию советской власти, приверженной тогда интернаци-оналистско-ленинской идеологической парадигме. Однако, создав на Дальнем Востоке ЕАО и объявив в середине 1930-х гг. об успешном решении в СССР еврейского вопроса, власть перестала нуждаться в идишистских культуртрегерах, все больше воспринимая их как помеху дальнейшей ассимиляции евреев и потенциальную «пятую колонну». Вот почему с середины 1930-х гг. «евреи-националы», как и другие нацменьшинства (поляки, чехи, немцы и др.), стали преследоваться режимом, а в годы «большого террора» подверглись репрессиям как агентура враждебных СССР стран. Тогда пострадало и немало ассимилированных евреев-интеллигентов, главным образом из числа партийных и государственных функционеров. Причем, и «националы», и «ассимилянты» пали жертвой обострившейся шпиономании и пароксизма универсальной номенклатурной чистки, но не политической юдофобии: ее элементы проявились чуть позднее - когда пик политических репрессий миновал, и наступил период стабилизации и даже некоторого смягчения режима.
Второй период в истории взаимоотношений власти и ИЕП (1936— 1953 гг.), который, собственно, и составил предметную основу данного исследования, проходил под знаком постепенной кристаллизации спорадических элементов официального антисемитизма в систематическую официальную политику, которая в полной мере проявилась в 1949-1953 гг. Именно к началу второго периода четко обозначились предпосылки этого явления. Тогда в глобальном соперничестве трех макроидеологий - либерализма, коммунизма и национализма - последний стал уверенно лидировать, а в СССР произошла смена идеологических парадигм - интернационалистской на патриотическую. Следствием стала кардинальная перестройка советской государственности на основе новой концепции «старшего брата», символически освященной новой «сталинской» конституцией. По сути, это было отступление от ленинского имперского проекта межэтнической конвергенции (ассимиляции), лишившего прежде доминировавших, численно, культурно и политически, русских былых привилегий (делегировались нацменьшинствам), и походило на некоторый возврат к устоям царской империи. Как бы вновь декларировалась руководящая роль русских, провозглашавшихся самым передовым народом в строго иерархичном этнополитическом конгломерате так называемых социалистических наций, а ассимиляция нацменьшинств все больше переводилась на административные рельсы. Как и всякая другая модель, построенная на силе центра, авторитете вождя и жиз
291

ненной энергии государствообразующей нации, СССР мог быть жизнеспособным лишь при сохранении этими системными факторами своей эффективности. Однако рано или поздно ресурсы центра иссякают, харизматические вожди умирают, а жизненные силы «старшего брата» под бременем возложенной на него объединительной миссии слабеют. При этом «младшие», окраинные народы, наоборот, за счет донорской подпитки из центра все больше наращивают свой экономический и культурный потенциал и все активнее стремятся к политической самостоятельности.
Механизм «угасания» советской империи был парадоксальным образом запущен самой властью, существенно усилившей свою этническую (антиимперскую!) системную составляющую в ущерб социально-политической. Национальная принадлежность стала использоваться режимом как социальный маркер, применявшийся, в том числе, и для скрытой дискриминации.
«Инфицирование» власти элементами антисемитизма являлось в определенной мере следствием предвоенного советско-германского государственного сближения. Однако официальный антисемитизм в многонациональном и декларативно интернационалистском Советском Союзе никогда не носил, в отличие от мононациональной нацистской Германии, тотально-репрессивного характера, развивался медленнее и, самое главное, не имел легитимного статуса. Сталин, в отличие от Гитлера, не был идейным антисемитом. Если нацистское «окончательное решение» предусматривало полное физическое уничтожение евреев, то сталинская «еврейская» политика ставила во главу угла ассимиляцию, изначально считавшуюся - согласно марксистской теории - объективным и потому прогрессивным явлением. Официальному антисемитизму в СССР была присуща латентная, «изподтишковая» тактика. Для прикрытия успешно применялась риторика о «коренизации» кадров, прокламация номенклатурного приоритета представителей «титульной» национальности. Негласность и дозированность сталинского антисемитизма исключали возможность осуществления массовых репрессивных антиеврейских акций.
Главную роль в генезисе официального антисемитизма сыграл фактор единовластия Сталина. Этот момент имел как объективную, так и субъективную составляющие. Первая проявилась в том, что антисемитизм стал системным явлением, производным от политического режима Сталина, точнее, от такой его «несущей конструкции», как идеология «осажденной крепости», изоляционизма, политической ксенофобии. Если в нацистской Германии официальный анти
292

семитизм носил самодовлеющий характер, то в СССР он служил средством укрепления единовластия Сталина и был следствием социально-политической автаркии страны. После смерти вождя новый режим, несмотря на отказ от прежних «крайностей», принципиально не изменился. Вот почему антисемитизм - пусть и в значительно меньшей «концентрации» - продолжал присутствовать во власти.
Что касается субъективности, то она состояла в том, что популистский национализм Сталин использовал как средство раздувания межпоколенческой конкурентной борьбы внутри управленческой элиты и таким образом подчинял ее своей воле. Когда в результате «большого террора» произошло радикальное обновление руководящего слоя (в том числе и вследствие репрессивного вымывания немалого количества евреев и представителей других нацменьшинств), во власти возобладала молодая генерация бюрократии. Видя в ней новую социальную опору своего режима, Сталин манипулировал ею, в том числе, и посредством скрытого аппаратного антисемитизма, и - как следствие - тот начал укореняться в номенклатурной почве, а его элементы инфильтрироваться в национально-кадровую политику государства. Как системное явление антисемитизм был нацелен на постепенное, дозированное сокращение «еврейского влияния» в советском обществе, причем, в первую очередь в политическом и идеологическом его сегментах. Сначала это осуществлялось почти исключительно посредством административного «кадрового регулирования» (увольнения с работы под различными предлогами, перевод с руководящих на менее значимые и рядовые должности и т. п.), а с конца 1940 гг. - еще и путем репрессий. Если до этого времени официальный антисемитизм использовался Сталиным преимущественно «рационально» (в интересах политического укрощения номенклатуры), то потом (когда психика этого жестокого политика под бременем лет и болезней все более деградировала) - преимущественно «эмоционально», провоцируя такие бредовые акции как «дело врачей». Симптоматично, что и такой крупный и серьезный знаток истории большевизма, как Б. И. Николаевский отмечал разницу между советским вождем конца 1930-х (осуществлял «большой террор» «не по безумию Калигулы, а потому, что сделал его фактором своей активной социологии») и начала 1950-х, допуская применительно к этим годам «возможность ненормальности Сталина»1.
Важной особенностью начальной стадии второго периода стало то обстоятельство, что нацистское нападение на СССР лишь на время «притушило» советский аппаратный антисемитизм. Его элементы
293

вновь стали прорастать на советской чиновничьей ниве уже начиная со второй половины 1942 г., когда власти - благодаря первым победам над врагом - вышли из стресса и «взялись за старое». Другой особенностью этой стадии стало резкое усиление в обществе бытового антисемитизма, провоцируемого тяготами военного времени, нацистской пропагандой и, конечно, соответствующими настроениями в верхах. Тогда по команде со Старой площади начались увольнения евреев из сферы управления культурой и пропагандой. В результате в еврейской среде возникли упорные слухи о том, что главные антисемиты засели в ЦК, и именно оттуда исходят циркуляры с дискриминационными новациями в области кадровой политики. И хотя в действительности никаких письменных антиеврейских директив не рассылалось, устные указания такого рода, несомненно, были, что подтверждается многочисленными свидетельствами, в том числе и документальными. Несмотря на завуалированный характер, кадровая чистка по «пятому пункту» вызвала бурную ответную реакцию ИЕП. В защиту жертв чистки выступили многие известные русские деятели культуры и науки, что заставило антисемитские элементы во власти отступить. Пока шла война, Сталин, принимая во внимание обоюдоострый характер антиеврейских рестрикций, не решился на более или менее масштабное их применение, хотя его личный завуалированный антисемитизм, чутко угадываемый придворным окружением, скорее всего, и спровоцировал кадровую кампанию 1942— 1943 гг. «за чистоту русского искусства». Когда в номенклатурных коридорах запахло скандалом, вождь, опасаясь быть дискредитированным в глазах мирового общественного мнения (прежде всего союзников по антигитлеровской коалиции), а также усиления в разгар ожесточенной борьбы с внешним врагом межнациональных трений в тылу, предпочел на время «забыть» о своей личной антипатии к еврейству и даже пошел на создание ЕАКа во главе с С. М. Михоэлсом. Вместе с тем, Сталин, наделенный трайбалистским менталитетом и мысливший категориями коллективной вины, подверг в годы войны огульному наказанию целые этносы.
Как ни парадоксально, но обострение еврейской проблемы в СССР произошло уже после победы над нацизмом, когда мир, расколовшись на противостоявшие друг другу военно-политические блоки, погрузился в затяжную холодную войну. Тогда СССР из региональной державы превратился в мировую, став в биполярном мире одним из центров глобальной силы. В связи с этим существенно возросло влияние внешнеполитического фактора на отношение советского руководства к интеллигенции, в том числе и к той ее части, которая эт
294

нически была связана с еврейством. Воздействие извне на еврейскую проблему в СССР особенно стало ощутимым после того как в 1948 г. возникло государство Израиль. Но Западу так и не удалось - даже в незначительной мере, нарушить герметичность сталинского «железного занавеса» и организовать сколько-нибудь существенную эмиграцию советских евреев.
Послевоенное усиление официального антисемитизма в его советской разновидности было объективно обусловлено еще и тем, что в социальной природе диктаторского режима изначально заложен жизненно важный для него императив пропагандистского использования образа врага как инструмента порабощения общества и манипулирования его сознанием. Когда с конца 1940-х гг. жупелы «космополита» и «еврейского националиста» стали активно вытеснять из пропагандистского обихода такие обветшавшие страшилки, как «троцкисты», «вредители» и прочие «контрреволюционеры» этот образ стал исподволь наполняться антиеврейским содержанием. Обличая интеллигенцию за «раболепие» и «низкопоклонство» перед Западом (это преклонение, надо признать, действительно имело место, принимая порой гротескные формы), Сталин боролся, однако, не с причиной этого «недуга» - порождавшей идеализацию Запада (да и тот же «культ личности») герметичной закрытостью советского общества, а со следствием - внешними проявлениями самоуничижения. По сути он, загоняя «болезнь» внутрь, воевал с собственной тенью, используя антисемитизм как крайнюю форму антизападничества.
Поскольку возрождение еврейской государственности на Ближнем Востоке вызвало в советском еврействе (в первую очередь в образованном слое!) некоторый подъем национального самосознания (массовые стихийные демонстрации национальной солидарности в связи с приездом в Москву Г. Меир осенью 1948 г.), Сталину, очевидно, пришлось пережить настоящий шок. Именно тогда запущенному ранее процессу административной ассимиляции сверху было придано силовое ускорение, и она приобрела форсированный, сопряженный с репрессиями характер. К началу 1950-х гг. престарелый, страдавший от многочисленных хронических недугов диктатор окончательно превратился в патологического юдофоба, которому повсюду мерещились заговоры сионистов. Особенно наглядно это проявилось в «деле врачей» 1953 г., когда из-за политически неадекватных действий Сталина возникла реальная угроза перехода аппаратного антисемитизма в агрессивную, открытую форму, что было чревато разрушением фундаментальных основ многонационального государства и наступлением социального хаоса. Резонность такого суждения, кажущегося
295

на первый взгляд утрированным, подкрепляется тем, что, осознав незадолго до смерти всю серьезность спровоцированной им ситуации, Сталин вынужден был пойти на попятную, свернув агрессивную пропаганду, имевшую антисемитскую подоплеку. Тем самым устранялась потенциальная возможность осуществления властями сколько-нибудь крупной антиеврейской акции.
Из вышеизложенного следует, что отношение советского руководства к ИЕП в исследуемый период формировалось под воздействием как внутри, так и внешнеполитических факторов. В числе первых наиболее важными для формирования соответствующей официальной политики являются, на наш взгляд, следующие: а) окончательно сложившаяся к середине 1930-х гг. система единоличной диктатуры Сталина, вследствие чего влияние психологических проблем вождя (в том числе, и присущей ему юдофобии, что подтверждается многочисленными свидетельствами) на принятие политических решений резко возросло (по его тайному приказу в начале 1948 г. был убит С. Михоэлс, что обозначило переход от административного ограничения еврейской национальной активности к ее силовому подавлению); б) усиление роли антисемитизма в подогреваемой Сталиным подспудной конкурентной борьбе внутри правящей бюрократической элиты, которая также «играла» на юдофобии вождя; в) «этнизация» сталинизма в 1930-е гг., демагогическое использование лозунга «коренизации» кадров с целью скрытой дискриминации «нетитульных» нацменьшинств; г) политический популизм сталинизма, созидавший миф о народном вожде посредством, с одной стороны, создания образа борца со своеволием и злоупотреблениями чиновной бюрократии - «вредного средостения», «проклятой касты», а с другой, - подспудной игры на «темных инстинктах» «низов», в том числе и на ксенофобии.
При анализе второй группы факторов на передний план выходят следующие: а) межгосударственное сближение между СССР и нацистской Германией в 1939 г.; б) послевоенное «холодное» противостояние между разделенными «железным занавесом» советским и западным военно-политическими блоками, при том, что и отечественная интеллигенция (как этнически связанная с еврейством, так и не имеющая к нему отношения) в большинстве своем еще с дореволюционных времен идейно ориентировалась на западные либеральные ценности, что так или иначе провоцировало сталинский режим (например, антикосмополитическая кампания); в) образование в 1948 г. государства Израиль, который стал следовать в военно-политическом фарватере США, что заметно усилило недоверие Сталина к
296

советской ИЕП как потенциальной «агентуре» американского империализма и международного сионизма.
Благодаря тому, что послевоенные репрессии в СССР значительно уступали по масштабу кровавым чисткам 1937-1938 гг., от политического террора властей в период «зрелого» антисемитизма пострадало относительно небольшое количество евреев. Всего в 1948-1953 гг. за «националистическую деятельность» было репрессировано около 1 тыс. евреев, в том числе расстреляно не более ста, что частично подтверждается следующими данными.
Годы
Количество советских евреев, арестованных и осужденных госбезопасностью 
По общим политическим мотивам (% евреев от всех арестованных в СССР по тем же мотивам)
В том числе как националистов - сионистов, бундовцев (% евреев от всех арестованных за «националистическую деятельность»)
В том числе как клерикалов
(членов иудейских общин), чел.
1936
Данных нет
1937
Данных нет
420 (сионистов) (0,8)
1938
Данных нет
1926 (сионистов) (2,8)
1939
2969 (6,6 )
181 (сионисты и клерикалы) (7,5)
1940-1942
Данных нет
1943
Данных нет
55 (сионисты и клерикалы) (5,1)
1944
Данных нет
1945
714 (0,6)
67 (0,3)
-
1946-1947
Данных нет
1948
956(1,4)
42 (0,2)
8
1949
1979 (2,8)
249(1,5)
17
1950
1232 (2,1)
201 (1,3)
39
1951
1079 (2,3)
229 (2,5)
55
1952
352 (2,1)
102 (2,8)
4
1953
405 (3,8)
128 (3,5)
2
Итого:
9686 (2,7)
3600 (2,6)
125
297

Из таблицы видно, что доля евреев в общем количестве советских нерусских граждан, репрессированных в послевоенное время за «националистическую» деятельность, с 1949 г. начинает увеличиваться, при том что в среднем за 1939-1953 гг. она не превысила 3 %2.
Именно под давлением репрессивного пресса начался процесс дифференциации интеллигенции еврейского происхождения, значительная, если не большая часть которой ментально стала отходить от прежней безусловной поддержки режима, постепенно проникаясь оппозиционными настроениями. Этому в значительной мере способствовала и набиравшая силу «этнизация» сознания еврейского населения под влиянием пережитого Холокоста, антиеврейских репрессий, рестрикций и пропагандистских акций властей, а также все более усиливавшегося (главным образом сионистского) влияния. Наиболее ярким проявлением этой «этнизации» стала мифологема о «сталинском плане депортации евреев». Порожденная, с одной стороны, негласным антисемитизмом верхов, а с другой, - постхолокостным синдромом, эта легенда, глубоко поразила сознание еврейской интеллигенции страхом повторения катастрофы. Но решающую роль сыграли причины общего порядка: нарастание в СССР системного кризиса, что инициировало глобальный дискурс о «закате коммунизма». Советская авторитарная модель явно проигрывала в соревновании с постиндустриальным либерализмом, опиравшимся на гибкую и вместе с тем стабильную демократическую государственность, а также динамичный научно-экономический прогресс, обеспечивавший значительное превосходство над соответствующими советскими достижениями.
Можно сказать, что Сталин умер «вовремя», в ядерный век единоличная диктатура становилась анахронизмом. Наследовавшая ему бюрократия, не желавшая впредь быть уподобленной податливой глине в железных руках диктатора-демиурга, взяла на вооружение лозунг коллективного руководства, реализовавшийся в виде системы номенклатурной олигархии. Этот режим почти до самого своего конца (во всяком случае, до 1989 гг.) также нес на себе печать антисемитизма, хотя тот и был водворен в рамки строго регламентированной негласной политики, исключавшей повторение масштабных пропагандистских и полицейско-репрессивных акций сталинского времени. Это правление, надо признать, отказавшись от сталинской национально-государственной доктрины «старшего брата» и заменив ее сусловско-брежневской концепцией советского народа как «новой исторической общности людей», сумело существенно укротить антисемитизм. Если в последние годы правле-298

ния Сталина официальная юдофобия была образно сопоставима с разгоравшимся пламенем, то при Хрущеве и Брежневе, которые ее существенно «притушили», она, подобно незримому торфяному пожару, лишь чадила и тлела.
Таковы основные итоги исследования, которое, хочется верить, продемонстрировало, что решение национальных проблем лежит не в однолинейной упрощенно-схематичной плоскости с мнимой панацеей в виде, скажем, политической ставки на ассимиляцию, а в сфере «тонких» этнокультурных и социально-гуманитарных «настроек», не достижимых без глубокого научного освоения исторического опыта.
Примечания
1 Николаевский - Валентинову, 20 октября 1954 г. // Валентинов Н. В. Наследники Сталина / Ред.-сост. Ю. Г. Фелыдтинский. М, 1991. С. 218-219.
2 Таблица составлена по данным из: Мозохин О. Б. Указ. соч. С. 337, 341, 346, 348, 363-464.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1
«Еврейский Крым»: спекуляции на мираже
Бывало начни о вопросе еврейском, Тебе собеседник ответит резко... «Еврей - караты, еврей - валюта... Любо богаты и жадны люто... А тут им дают Крым. А Крым известен: не карта, а козырь: На лучшем месте - дворы и розы». Так врут рабочим врагов голоса...
В. В. Маяковский (Трибуна. 1930. № 11)
История в жанре триллера
В прошлом советского еврейства именно «крымская история», пожалуй, больше всего до сих пор будоражит воображение всех конспи-рологов - от либералов до националистов-«почвенников». И это не случайно, ибо в СССР и послевоенные гонения на евреев, и расправа над членами ЕАК прочно связывались в обыденном сознании с предпринятой в 1944 г. неудачной попыткой руководителей этой организации создать еврейскую республику в Крыму. Более того, в широко распространенной тогда антисемитской мифологеме «дело ЕАК» представлялось не иначе как «крымское», предпринятое Сталиным, дабы покарать евреев, которые «Крым у России отцапать хотели и сделать там новое царство жидовское»1. Составной (второй) частью этой легенды стало «дело врачей», преподносимое в том духе, что Сталин, раскрыв заговор еврейских медиков-профессоров, желавших отомстить ему и его ближайшим соратникам за тайное убийство Михоэлса - несостоявшегося «еврейского царя Крыма», и устранение других «злоумышлявших» вместе с ним евреев-интеллигентов, 300

направил свой «праведный» гнев против всех еврейских подданных, вознамерившись отправить их на Север. Парадоксально, но тем же самым финалом - планированием депортации - завершалась и другая легенда, которая исходила уже от самих евреев и была распространена в либерально-интеллигентской среде (об этом в следующей статье). Так что не ясно: какая из них первична, какая вторична, или они - одномоментны?
Эти апокрифы, будучи порождением официального табуирова-ния темы, отнюдь не сошли на нет, когда с конца 1980-х гг. стали открываться сталинские архивы и, казалось, должна была восторжествовать истина. Напротив, на волне общественной гиперполитизации они обрели как бы второе дыхание, причем, удивительным образом вследствие обнародования документов из этих архивов, точнее, в результате их спекулятивной интерпретации.
И вот «крымская история» из «свидетельства» зловредных козней евреев перелицовывается в нечто идеологически диаметрально противоположное - в провокацию, изначально задуманную Сталиным и осуществленную МГБ. Даже рассудительный и осторожный в оценках Ж. А. Медведев (известный в прошлом диссидент), разбирая перипетии подготовки и направления в феврале 1944 г. С. М. Михоэлсом и другими руководителями ЕАК писем И. В. Сталину и В. М. Молото-ву о создании «Еврейской советской социалистической республики» в Крыму, склонен видеть в этом инспирацию спецслужб, составивших «антиеврейский заговор». Такое суждение, думается, во многом было навеяно изданными в 1990-е гг. книгами П. А. Судоплатоваи А. М. Бор-щаговского2. При этом в документальную повесть последнего «Обвиняется кровь» включены целых три взаимоисключающих версии: «Еврейский крымский проект» - это 1) инициатива «выслуживавшихся» перед Сталиным органов госбезопасности; 2) единоличная провокация диктатора, направленная против евреев; 3) спекулятивная (на евреях) интрига Сталина (или Г. М. Маленкова, Л. П. Берии и А. А. Жданова), имевшая целью дискредитацию Молотова3.
И если Борщаговский, выдвигая множество гипотез, вроде бы стремился к поиску истины, чему, впрочем, не способствовала присущая его рассуждениям эмоциональность, то Судоплатов, как представляется, сознательно уклонялся от правды прошлого, рассматривая его в заданном, скорей всего, коммерческим расчетом формате политического детектива*. В результате пером бывшего «супершпи
* Вместо того, чтобы максимально правдиво реконструировать прошлое, редакторы и издатели мемуаров Судоплатова нацеливались прежде всего
301

она» был рожден миф о том, что убийство Михоэлса было как бы продолжением «крымской истории», что, кстати, не поддерживается теми же Борщаговским и Медведевым, и тем более «неопочвенником» В. В. Кожиновым4.
И в самом деле, «крымское письмо» уже потому не могло быть причиной смерти Михоэлса, что написанное в феврале 1944 г. и тогда же отправленное в архив, оно вновь всплыло на политическую поверхность только 26 марта 1948 г., то есть спустя несколько месяцев после убийства Михоэлса. В датированной этим числом записке, направленной В. С. Абакумовым Сталину, Молотову, Жданову и А. А. Кузнецову, письмо впервые заочно инкриминировалось руководителям ЕАК и курировавшему их по линии Совинформбюро С. А. Лозовскому как доказательство националистической и проамериканской деятельности. Причем, самой этой «уликой» на Лубянке
на проект, гарантировавший коммерческий успех. Помню, как вскоре после краха СССР у меня, работавшего тогда в бывшем Центральном партийном архиве, состоялась встреча с главным творцом, своего рода продюсером су-доплатовского бестселлера Джеролдом Шектером, осуществившим вместе с русской женой звукозапись воспоминаний советского разведчика, их литературную обработку, а потом и публикацию под названием «Special Tasks. Memoirs of an Unwanted Witness - A Soviet Spymaster» («Специальные задания. Воспоминания нежелательного свидетеля - советского шпиона». - N.Y., 1994). Этот весьма импозантный визитер (в темно-синей элегантной «тройке», поперек жилета которой красовалась золотая массивная часовая цепь), представившись, стал через сопровождавшего переводчика (Ф. А. Розенталя) рассказывать о том, как, возглавляя в 1968-1970 гг. московское бюро журналов «Тайм» и «Лайф», организовал вывоз и издание в США рукописи воспоминаний Н. С. Хрущева, как потом - при президенте Дж. Картере - работал пресс-секретарем Совета национальной безопасности США, и как сейчас заканчивает работу над книгой, о шпионском скандале века - пресловутом деле ГРУшника-предателя Олега Пеньковского. Разъясняя основную цель своего визита, Шектер заговорил о новом издательском проекте, затрагивающем в том числе и «еврейскую политику» Сталина. Он сказал, что ведет сбор соответствующей архивной фактографии, и рассчитывает в этом на мою помощь как специалиста. Будучи заинтересованным в широком научно-культурном использовании этих только что рассекреченных тогда сведений, я подготовил детальный обзор таковых, причем со всеми ссылками на конкретные дела. Узнав потом, что мой обзор понадобился Шектеру для редактирования воспоминаний Судоплатова, я с нетерпением ждал их выхода в свет. Однако когда это произошло, я, вчитавшись в «еврейские сюжеты» бестселлера, с огорчением обнаружил, что если моя информация и была использована его создателями, то лишь для придания этим сюжетам (имевшим, как оказалось, мало общего с реальной историей) некоего правдоподобия.
302

тогда, очевидно, не располагали, и о содержании письма могли пока судить по пересказам секретных агентов и показаниям арестованного 3. Г. Гринберга. И только когда в конце 1948 г. ЕАК был распущен, и его архив арестован, текст послания оказался в распоряжении МГБ. 4 декабря Абакумов доложил Сталину и другим членам Политбюро: «Обнаружено несколько проектов записок в адрес руководителей правительства... в которых "исторически" обосновывается необходимость создания [еврейской] республики»5.
И выходит, что не «крымское письмо» стало причиной смерти Михоэлса и последующих антиеврейских репрессий, а, скорее, наоборот, тайная расправа над последним, запустив механизм политических преследований, превратила его («письмо») в руках властей в средство их обоснования и оправдания, а также в один из главных инструментов начавшейся тогда фальсификации «дела ЕАК».
Интерпретируя «крымскую историю» в духе голливудского шпионского боевика, Судоплатов в главе с интригующим названием «Калифорния в Крыму» пишет, что, отправляясь в США, руководители ЕАК Михоэлс и Фефер получили на Лубянке секретное задание установить контакты с американскими сионистскими кругами, прозондировав их реакцию на якобы исходившую от советских верхов идею создания еврейской республики на «лакомом» полуострове. Под этот проект Сталин будто бы рассчитывал получить от США ни много, ни мало как 10 миллиардов долларов (цифра воистину фантастическая!), то есть почти столько же, сколько американцы выделили СССР за всю войну по ленд-лизу. А дальше - еще хлеще: утверждается, что руководители ЕАК, обратившись к Сталину по поводу Крыма 15 февраля 1944 г., сделали это буквально на следующий день после получения их «куратором» Берией приказа о депортации крымских татар6. Однако в действительности все обстояло совершенно по-другому: решение ГКО «О выселении всех татар с территории Крыма» было принято только 11 мая 1944 г., на второй день после освобождения полуострова Красной Армией, а депортация проводится 18-19 мая (у Судоплатова: в марте - апреле?!)7.
Правда, объективности ради следует заметить, что после того как в конце 1943 г. было осуществлено поголовное переселение в восточные районы обвиненных в пособничестве врагу калмыков, руководители ЕАК могли предполагать, что подобное коснется и крымских татар, тем более, что соответствующее обсуждение в кремлевских верхах началось, возможно, загодя, и слухи об этом могли так или иначе дойти до Михоэлса и его единомышленников. Однако даже если все так и было, и руководители ЕАК хотели воспользоваться, так сказать, бла
303

гоприятным моментом, то это отнюдь не означает, что они повинны в провоцировании депортации коренного населения полуострова. Ибо татары, да и другое неславянское население Крыма, и без того были обречены на выселение. Этническая чистка в Крыму, который всегда рассматривался советским руководством как стратегический участок обороны страны, была по большому политическому счету предрешена, и Сталин только выжидал удобный момент и искал подходящий повод, чтобы привести в действие, скорей всего, давно задуманный радикальный план укрепления безопасности этого южного «подбрюшья» своей империи. И, разумеется, он - сугубый прагматик, лишенный каких-либо сантиментов - отнюдь не собирался заполнять пос-тдепортационный этнический вакуум за счет евреев, пусть даже на это надеялись руководители ЕАК, наивно мечтавшие о Крыме, как о некоем воздаянии за беспрецедентные страдания соплеменников в годы войны. Новыми жителями полуострова должна была стать стопроцентно благонадежная этническая масса, к коей евреи уже с конца 1930-х гг. не причислялись. Показательно, что еще в ноябре 1938 г. один из руководящих работников аппарата ЦК ВКП(б), побывав в Крыму, довел до начальства следующее соображение: «Переселять же в Крым можно и нужно. <...> Помимо экономического значения этого переселения, оно имеет и оборонное значение. Если принять во внимание многонациональность населения Крыма и то, что в некоторых районах есть колхозы исключительно из иностранных подданных (греки), а также учесть, что националистические элементы (татары и др.) раньше очень ориентировались на своих единоверцев - турок (да, вероятно, и теперь не перестают питать некоторые надежды, в особенности же в связи с изменением ориентации Турции), то со всей очевидностью станет ясным необходимость и полезность срочного переселения в Крым свежего колхозника из центральных областей СССР»8.
Летом 1944 г. именно на славянское население европейской части СССР - переселенцев из Украины, Брянской, Воронежской, Курской и Ростовской областей РСФСР - и была сделана ставка как на новых жителей Крыма, которые в соответствии с постановлениями советского правительства стали прибывать на полуостров взамен вывезенных татар, а также греков, болгар, армян и представителей других нацменьшинств.
Не менее сомнительным представляется и придание Судоплато-вым «крымской инициативе» ЕАК статуса некоего крупного международного проекта, отмеченного участием самых влиятельных политических сил послевоенного мира и якобы ставшего чуть ли не
304

ключевым в послевоенных советско-американских политических отношениях. Не утруждаясь приведением документальных доказательств, этот автор утверждал, что перспектива заселения Крыма евреями обсуждалась Сталиным сначала, в июне 1944 г., с президентом американской торговой палаты Э. Джонстоном и послом США в СССР А. Гарриманом, а потом - «сразу же после войны» -с делегацией американских сенаторов. Однако с наступлением холодной войны, как представлял дело Судоплатов, «наши надежды на получение еврейских капиталов рухнули... и первой жертвой смены курса стал Михоэлс, находившийся в самом центре дискуссии по созданию еврейской республики в Крыму»9.
Что касается упомянутых встреч, то они действительно имели место. Однако документально зафиксированное содержание состоявшихся при этом бесед не имеет ничего общего с тем, как их пересказал Судоплатов. Скажем, известно, что 26 июня 1944 г. Сталин совместно с Молотовым, Маленковым, Берией и Щербаковым принимал в Кремле того же Джонстона и Гарримана. Сохранилась и запись состоявшегося разговора, опубликованная потом в официальном издании МИДа. Судя по ней, в течение почти трехчасового общения в центре обоюдного внимания были проблемы возрождения советской промышленности после войны и налаживания торговли между двумя государствами в скором мирном будущем. Конкретно, Джонстон выказывал заинтересованность в широкомасштабном приобретении у СССР различного сырья, а Сталин даже пообещал разместить в США миллиардные заказы. Обсуждались также шансы Ф. Рузвельта и его соперников на предстоявших президентских выборах и некоторые другие вопросы. А вот что написал об этой встрече Судоплатов, в ней не участвовавший и о ее содержании не информировавшийся: Джонстон был принят Сталиным «для обсуждения проблем возрождения областей, бывших главными еврейскими поселениями в Белоруссии, и переселения евреев в Крым»10. Об этом Сталин беседовал с американскими сенаторами и после войны, о чем Судоплатову будто бы стало известно из некоего сообщения, из какого именно, им не уточняется. Между тем, в официальной записи советско-американских переговоров 26 июня 1944 г. зафиксирована немаловажная реплика Джонстона о том, что тот считал себя специалистом по промышленности, а в сельском хозяйстве - профаном. Вот почему после встречи со Сталиным он направился отнюдь не в освобожденный Красной армией Крым, что в свете утверждений Судоплатова было бы логично, а предпринял поездку по заводам Урала.
305

Впрочем, относительно официальной записи кремлевской беседы от 26 июня 1944 г. может возникнуть резонное сомнение: не изымались ли из нее потом при подготовке публикации «неудобные» для советской власти сюжеты, среди которых, мог быть и «крымский»? Конечно, в 1984 г., когда было вышло данное издание, и когда сильна была цензура, все было возможно. Однако, не похоже, что подобное могло иметь место в данном конкретном случае. Ведь все изъятия из оригинальных архивных документов, составивших основу сборника, в обязательном порядке, как специально оговаривалось, обозначались публикаторами во главе с академиком Г. А. Арбатовым отточием, а такового грамматического знака вообще нет в напечатанном тексте интересующей нас беседы11. Да и в хранящемся в Библиотеке Конгресса США отчете участника встречи А. Гарримана отсутствует какое-либо упоминание об обсуждении «крымского проекта», как впрочем, и в его мемуарах, а также в воспоминаниях Дж. Кеннана, присутствовавшего на встрече Сталина с американскими сенаторами12.
Итак, ни советскими, ни американскими, заслуживающими доверия документальными и мемуарными источниками, приведенные Судоплатовым «факты» по Крыму не подтверждаются. Тем не менее, у него нашелся последователь, который поведанную бывшим супершпионом «крымскую историю» довел до абсурда. Речь идет о книге В. В. Левашова «Убийство Михоэлса», выпущенной издательством «Олимп» в 1998 году 11-тысячным тиражом и переизданной в 2003 г. в количестве 3000 экземпляров. При нынешней моде на всякого рода документальные исследования это сочинение, думается, не случайно именно так было разрекламировано, как не случайно и то, что жанровая его характеристика - «роман» - была обозначена не как обычно на титуле, ниже заголовка, а упрятана в последний абзац набранной мелким шрифтом аннотации. Не исключено, что это было предпринято для того, чтобы сбить с толку неискушенного читателя. Видимо, с той же целью в книгу вкраплены реальные исторические материалы - фрагменты из стенограммы судебного процесса по «делу ЕАК», выдержки из старых газетных публикаций, отдельные решения высших органов власти и, самое главное, подверстанные к финальной главе нескольких важных рассекреченных документов из Центрального архива ФСБ РФ. Этим носителям реального прошлого отведена в книге всего лишь подсобная роль -формального «сертификата достоверности», подпорки некой литературной конструкции, возведенной отнюдь не по канонам историзма, а по далекой от них прихоти автора. В его сочинении, пожалуй, единственно правдивой, является общая мысль, что за убийством
306

Михоэлса и гонениями на евреев в СССР стоял Сталин. Все остальное, в том числе политико-шпионские страсти вокруг «крымского проекта», живописуемые посредством придуманных размышлений героев и их диалогов, а также сымитированных «сверхсекретных» документов, измышлено либо заимствовано из мемуаров того же Судоплатова и других книг подобного рода.
Иначе как «развесистой клюквой» не назовешь следующие, содержащиеся в книге Левашова откровения. Оказывается, во время войны Сталин вдруг осознал, что создание Еврейской автономной области (ЕАО) на Дальнем Востоке не решило «еврейского вопроса», и под предлогом исправления этого решил предпринять глобальную политическую игру под названием «Создание еврейской республики в Крыму». Этот «проект» он якобы пытался использовать для выкачки финансовых средств из союзников, для чего и отправил в США в 1943 г. Михоэлса, которому через Молотова указал идею «еврейского Крыма» представить как собственную. Однако американские спецслужбы не дремали и очень быстро установили, что отцом «крымского проекта» является не кто иной, как сам «дядюшка Джо». Приняв его намерение за чистую монету и не почувствовав подвоха, тамошние финансовые «воротилы» из числа евреев, поддавшись на уговоры уже «обработанного» Сталиным Э. Джонстона, решили выделить на обустройство Крыма около 10 млрд. долларов (цифра, взятая из книги Судоплатова!). Об этом «историческом решении» американцев в Кремле узнали из «шифровки» агента Хейфеца-Брауна, проинформированного в свою очередь присутствовавшим на встрече помощником госсекретаря Соединенных Штатов Д. Карриганом, завербованным советской разведкой. По возвращении Михоэлса на родину Сталин, манипулируя Молотовым и Лозовским, чуть ли не силком заставляет артиста написать на его имя «крымское письмо», чему тот, почувствовав неладное, воспротивился, но потом вынужден был подчиниться. Почти сразу его стали одолевать муки совести от осознания того, что он стал игрушкой в руках диктатора, чей «крымский проект» неминуемо, будто бы мнилось артисту, должен столкнуть еврейство в пучину новой катастрофы, а весь мир ввергнуть в кровавое безумие Третьей мировой войны. Обуреваемый этими тревожными предчувствиями и к тому же будучи в душе приверженцем сионизма, Михоэлс решается раскрыть глаза американцам на коварные замыслы Сталина. Осуществить это он планирует в конце января 1948 г., когда в Москву вот-вот должна была прибыть делегация во главе с А. Гарриманом, которому одураченными советским лидером президентом Г. Трумэном и госсекретарем Д. Маршаллом поручено было оформить как будто окон
307

чательно достигнутое к тому времени соглашение по Крыму. Узнав о «предательском» намерении «неблагодарного» Михоэлса, Сталин приказывает его ликвидировать. Однако эта тайная расправа перечеркивает зловещие планы диктатора: озадаченный неожиданной и загадочной гибелью еврейского артиста президент Трумэн требует от Сталина дополнительной гарантии выполнения будущего «крымского договора» - полной демилитаризации полуострова, в том числе ликвидации баз Черноморского военного флота, грозя в противном случае отказаться от уже принятого решения включить СССР в «план Маршалла». Поняв, что «крымская карта» бита и ему не удастся «кинуть» американцев на несколько миллиардов долларов, взбешенный Сталин решает отыграться на своих еврейских подданных, приказав тогда же Абакумову бросить членов ЕАК за решетку (на самом деле эти аресты прошли лишь год спустя, в конце 1948 - начале 1949 г.) и приступить к подготовке судилища над ними.
Такова фабула разухабистого романа Левашова, которого формально, казалось бы, нельзя обвинить в фальсификации истории. Ведь избранный им литературный жанр дает право на художественный вымысел. Однако неписаные правила хорошего литературного вкуса требуют от мастеров художественного слова бережного отношения к реальной исторической канве описываемых событий, допуская буйство фантазии, скажем, только при создании образов вымышленных героев. Что же касается реальных людей и тем более хорошо известных исторических личностей, то их изображение в книгах должно быть предельно правдивым даже в художественных произведениях. Тем более, что приобщение к истории очень часто происходит посредством чтения романов. Вот почему так важно, чтобы повествование в них, по крайней мере, вписывалось в рамки реального прошлого, а не переворачивало его с ног на голову, что, к сожалению, демонстрирует книга Левашова, в которой претензия на документальность обернулась его имитацией, причем вульгарной.
Обращаясь к фактам
А как же в действительности возникла, развивалась и потом так трагически завершилась «крымская история»? Чтобы разобраться в этом, обратимся сначала к стенограмме судебного процесса 1952 г. по «делу ЕАК», который продолжался более двух месяцев и довольно детально расследовал существо инкриминировавшихся подсудимым эпизодов, в том числе и обстоятельств, связанных с «крымским письмом». Однако сначала одно важное предварительное замечание: нет
308

оснований сомневаться в том, что существенная часть включенных в стенограмму показаний «еаковцев» содержит в основном достоверные сведения. Полагать так позволяет то, что в начале судебного заседания всем подсудимым дали возможность отказаться от самооговоров, к которым их пытками и психологическим давлением принудили следователи на Лубянке. Кроме того, хотя процесс проходил без участия адвокатов (как, впрочем, и без прокурора), подсудимые могли защищаться самостоятельно, и некоторые из них, в первую очередь С. А. Лозовский, Л. С. Штерн и Б. А. Шимелиович, использовали эту возможность блестяще, до последней минуты надеясь, что им удастся доказать свою невиновность и выжить. С отчаянием обреченных они боролись до конца. Стремясь убедить суд в собственной невиновности, они порой несправедливо оговаривали друг друга и прибегали к неизбежной в таких случаях лжи ради спасения. Скажем, отрицая на суде показания, полученные от них на предварительном следствии, «еаковцы», с одной стороны, разоблачали различного рода фальсификации - результат грубых манипуляций, в том числе и жестоких пыток - и тем самым содействовали торжеству правды, однако, с другой стороны, «корректировали» в свою пользу или вообще дезавуировали сообщенные ими ранее реальные факты, поскольку те могли быть использованы против них. Учет этих обстоятельств - важное и необходимое условие для достижения научной объективности в реконструкции «крымской истории».
Началась она в первые месяцы войны, трагические события которой требовали национальной консолидации советского еврейства, что, в свою очередь, рождало в головах его лидеров различные этноп-роекты. И. С. Ватенберг - один из фигурантов «дела ЕАК» - показал в 1952 г. на процессе: «Когда мы вместе с Эпштейном (ответственный секретарь вскоре созданного ЕАК. - Г. К.) эвакуировались из Москвы (то есть осенью 1941 г. - Г. К.) и ехали с ним в одном вагоне, то он затронул вопрос о Республике немцев Поволжья. Я ему ответил, что есть Еврейская автономная область, и насколько есть возможность переселяться, то пусть желающие переселяются». А вот что припомнил тогда Фефер: «Примерно с 1942 года у нас в ЕАК начались разговоры о том, что все еврейские учреждения ликвидированы, даже в еврейских районах, все, что было создано за 30 лет. Тогда и возник вопрос о Крыме»13. Тогда же, в 1942-м, руководители вновь созданного ЕАК стали налаживать отношения с еврейскими организациями, функционировавшими в странах-союзницах, прежде всего в США, где, собственно, и концентрировалась международная еврейская общественно-политическая активность. Так что, когда через год реше
309

но было отправить делегацию ЕАК с зарубежной пропагандистской миссией, посещение этой ведущей западной державы стало главным пунктом подготовительных мероприятий. Напутствуя отъезжавших в США Михоэлса и Фефера, советское руководство в лице Щербакова и Лозовского потребовало от них сосредоточиться на реализации двух основных задач: пропагандисткой (настроить влиятельный американо-еврейский истеблишмент в просоветском духе) и экономической (получить от состоятельных евреев как можно больше денег в «фонд обороны СССР»)14. Никаких других заданий Михоэлс и Фефер не получали. А значит, ни о каком «еврейском Крыме» власти тогда не помышляли, причем хотя бы уже по тому, что освобождение полуострова от оккупантов представлялось тогда весьма отдаленной перспективой. Факты свидетельствуют, что превращение «крымского проекта» из смутной идеи, спонтанно возникшей в головах руководителей ЕАК, в определенную четко обозначенную цель со всей очевидностью произошло в Америке, в ходе триумфальной поездки по ней посланцев советского еврейства.
Конкретно этому способствовали встречи Михоэлса и Фефера в США с Джеймсом Н. Розенбергом (J. N. Rosenberg), председателем консультативного совета Еврейского комитета Совета военной помощи России («ТЪе Council for Russian War Relief*) и одним из руководителей «Джойнта» («Joint» - «ТЪе American Jewish Joint Distribution Committee*), американской благотворительной организации, еще в феврале 1942 г. предложившей СССР гуманитарную помощь для находившихся на его территории польских евреев15. Еще в 1926 г. Ро-зенберг побывал по делам «Агро-Джойнта» («Agrojoint» - дочерняя компания «Джойнта») в Советской России, проявив себя горячим сторонником проводившейся при поддержке советского правительства еврейской сельскохозяйственной колонизации Крыма, который до появления на национально-политическом горизонте Биробиджана официально рассматривался как наиболее вероятное место создания еврейской автономии. Будучи довольно состоятельным руководителем адвокатской фирмы и бизнесменом, Розенберг, в отличие от основного руководства «Джойнта» - национально-консервативного, «заскорузло» ориентированного исключительно на сферу еврейской благотворительности - был социально подвижным (до авантюризма) деятелем, пользовавшимся влиянием в американском истеблишменте, в том числе и политическом. Его знакомство с Михоэлсом и Фефе-ром произошло (по показаниям последнего на Лубянке) в Нью-Йорке в конце июня 1943 г. Правда, на процессе Фефер уточнил, что случилось это 8 июля на нью-йоркском стадионе «Поло-Граундс» сразу по
310

завершении проходившего в честь посланцев Москвы массового митинга солидарности. «Спустя пару дней», как показал потом на следствии Фефер, Розенберг устроил на своей пригородной вилле в честь него и Михоэлса обед, на котором помимо них «никого не было»16. Раскрывая содержание этой встречи, Фефер пояснил на допросе, что советская сторона, памятуя о полученном в Москве задании, повела разговор о немедленном вспомоществовании бедствовавшим евреям и другому нуждавшемуся населению в воюющем СССР. Ответствуя, Розенберг изъяснялся довольно раскованно (беседа носила неофициальный характер) и особенно не церемонился со своими советскими гостями. Он резко заметил им: «Вы только просите, а толку от вас никакого! Вспомните, в связи с созданием еврейских колоний в Крыму мы ухлопали свыше 30 миллионов долларов, а что толку? Крым не ваш, вас оттуда выгнали...». Потом, взяв паузу, призванную, очевидно, усилить эффект от его филиппики, Розенберг, смягчившись, продолжил: «...если бы советское правительство допустило заселение Крыма евреями, мы ("Джойнт". - Г. К.) оказали бы вам материальную помощь». Завершил свой монолог Розенберг на идиллической ноте: «Роскошное место Крым: Черное море, Турция, Балканы...». Припомнив на суде эту последнюю, несколько двусмысленную фразу, Фефер поспешил пояснить: Розенберг имел в виду то, что Крым - это «видное место для будущей еврейской республики», и прямого разговора о превращении Крыма в военный плацдарм против СССР (вопреки версии следствия! - Г. К.) не было17.
В том, что эти показания Фефера соответствовали действительности, можно убедиться, сопоставив их со строками из документа «Джойнта», датированного сентябрем 1944 г. «Тогда Розенберг требовал от руководства этой организации настаивать на том, чтобы мы запросили г-на Киселева, советского Генерального консула в Нью-Йорке о намерениях СССР в надежде, что "Джойнт" сможет принимать участие в восстановлении там (в Крыму. - Г. К.) еврейских сельскохозяйственных поселений. Позиция комитета ("Джойнта". -Г. К.) заключается в том, что сейчас преждевременно обращаться с запросами к советскому правительству с любыми планами поселения евреев в Крыму. Более того, с тех пор как "Джойнт" и другие организации затратили приблизительно 30 миллионов долларов на программу аграрных поселений евреев в Крыму и на Украине, есть опасность, что подобная дискуссия могла бы показать советскому правительству, что столь огромная сумма вновь доступна. В 1938 г. "Джойнт"... был вынужден покинуть Россию по требованию советских властей...»18.
311

Спустя два месяца состоялась вторая встреча с представителями «Джойнта», она также носила неофициальный («unqualified») характер, и прошла 13 сентября 1943 г. в виде строго секретного (?!) ланча («an absolutely confidential luncheon»). Помимо Розенберга, от «Джойнта» присутствовал его председатель Пол Боерволд (Bauerwald). Когда слово предоставили Михоэлсу, тот, обуреваемый эмоциями, заявил, что поражен неосведомленностью американских еврейских организаций о масштабах войны на восточном фронте, и конкретно о том, что Красная Армия, разгромив нацистов в Сталинграде и тем самым предотвратив дальнейший захват территории СССР, спасла два миллиона советских евреев из четырех. Далее он отметил, что Москва принципиально выступает за наднациональный характер помощи «Джойнта», поскольку направление посылок только одним евреям противоречило бы советскому принципу национального равенства. Озвучивая такую распределительную парадигму, Михоэлс не мог не помнить, что в начале 1920-х «Джойнт» осуществлял свою благотворительную деятельность в Советской России по аналогичной схеме («поп-sectarian basis»). Поддержавший Михоэлса Фефер уточнил, что в интересах СССР было бы направление секулярной помощи в районы компактного проживания эвакуированного еврейского населения в Узбекистане и Поволжье. Американцы, со своей стороны, напротив, настаивали на традиционном формате благотворительности: национально селективное распределение помощи через еврейские религиозные и общественные организации. Именно тогда, обсуждая географию гуманитарных поставок, Розенберг вновь заговорил о Крыме, обозначив его не только в качестве приоритетного получателя, но и наиболее подходящего места для будущего переселения уцелевших евреев19.
Третья встреча - 21 сентября 1943 г. - носила уже официальный характер. От предыдущей она отличалась еще и тем, что с американской стороны в ней участвовал исполнительный вице-председатель «Джойнта» Джозеф Хайман, что свидетельствовало о том, что переговорная фаза дискуссии перерастала в стадию выработки конкретных решений. Заключительный, четвертый раунд прошел 27 сентября, и если американская делегация численно уже не расширялась, то советская пополнилась еще двумя членами - генконсулом Е. Д. Киселевым и представителем Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР В. Лебеденко. Показательно, что когда американцы на этой итоговой встрече попытались развить идею «крымского проекта», Киселев сразу пресек эту интенцию, сухо заметив, что такое обсуждение преждевременно, поскольку полуостров оккупиро
312

ван20. Подобная реакция - еще одно доказательство непричастности советских властей к инициации данного проекта.
«Джойнт», видимо, так сильно желал восстановить свое, пусть даже виртуальное присутствие в СССР, что, поступившись собственным принципиальным правилом национально-персонального оказания помощи, в конце концов, вынужден был согласиться не брать в расчет этничность получателей, правда настоял на ее распределении в регионах наибольшего сосредоточения евреев - прежде всего беженцев, эвакуированных и спасшихся после Холокоста. 12 октября административный совет комитета одобрил выделение Советскому Союзу помощи в виде продуктов, одежды и других товаров на общую сумму в 500 тыс. долларов (с начальным траншем в 250 тыс. долларов). Раздачу ее предполагалось осуществить в районах Поволжья, Казахстана и Узбекистана21.
На такой существенный компромисс руководство «Джойнта» пошло наверняка под давлением Розенберга и его влиятельных сторонников, в том числе председателя Еврейского комитета Совета военной помощи России («The Council for Russian War Relief») Луиса Левина. Между тем, некоторые американские исследователи склонны преуменьшать роль Розенберга в «Джойнте», изображая его эдаким идеалистом, «прокрымским» энтузиастом, диссидентствующим одиночкой со своим особым подходом, действовавшим приватно, на свой страх и риск, без официальной санкции. При этом они настаивают версии о полной непричастности «Джойнта» как такового к «крымской истории»22. Во многом такая интерпретация продиктована желанием максимально устранить тень, брошенную в 1953 г. на репутацию этой организации инвективой сталинского режима в шпионаже. Мотивация эта, хоть и оправданна (из-за абсурдности обвинения), но все же и банальна (как и всякая борьба за чистоту риз «своих»), при том что сформулированные в итоге выводы представляются чрезмерно прямолинейными и не учитывающими множество нюансов, часть которых, напротив, свидетельствует о вовлеченности «Джойнта» в эту «историю». Ведь не один же Розенберг был таким малосведущим и наивным в своем восприятии сталинского режима (надеясь на его послевоенную гуманизацию), что верил в полноценное сотрудничество с ним? Факты доказывают, что соответствующее прекраснодушие было характерно и для «Джойнта» в целом. И пусть в сентябре 1944 г. его руководство сочло, как отмечалось, «преждевременным» предложение Розенберга призвать Советы к восстановлению еврейских поселений в Крыму, уже в 1945 г. оно однозначно солидаризируется с ним в этом вопросе. Это многократно подтверждается архивными
313

записями, согласно которым, в частности, «Джойнт» тогда настаивал на возобновлении деятельности в Крыму («The JDC offered to renew rehabilitation activities in the Crimea»; «the JDC offered to renew settlement aid in Crimea*) и даже предлагал и. о. генконсула СССР в Нью-Йорке П. Михайлову образовать фонд для восстановления в Крыму еврейского сельского хозяйства23. Как и следовало ожидать, в СССР ухватились за это заманчивое предложение, тем более, что в июле 1945 г. «Джойнт» выделил под «советскую программу» 1 млн. долларов. И только когда в ноябре 1945 г. советская сторона не смогла представить доказательств возвращения евреев в Крым, и стало окончательно ясно, что Кремль не допустит там никакой еврейской автономии, «Джойнт» прозрел, перенаправив выделенную было этому региону помощь на Украину и в Белоруссию. Тем самым на «крымском проекте» был поставлен крест. А с наступлением политического похолодания в мире и нарастанием в связи с этим политической ксенофобии в СССР «Джойнт» в 1947 г. вообще вынужден был свернуть там всю деятельность24.
Однако двухлетнее пребывание американцев в плену крымского миража вряд ли можно объяснить только тем, что руководство «Джойнта», проявив чрезмерную «советофилию», стало, как отмечал Г. Я. Аронсон, «жертвой иллюзии»25. Или тем, как предположил на судебном процессе по «делу ЕАК» Ватенберг (ранее жил в США и хорошо знал Розенберга), что Крым занимал этого амбициозного деятеля только потому, что в свое время «Джойнт» «туда вложил много денег», и тот чувствовал, что потерял лицо в этом деле26. При том что некомпетентность и претенциозность действительно имели место, в основе разбираемого заблуждения лежала, как представляется, политическая причина, коренившаяся в остром расколе в американской еврейской общине и наличии в ней влиятельной антисионистской «фракции», в которую входили «Джойнт» и тот же Розенберг, ориентировавшиеся в решении еврейского вопроса не на Ближний Восток, а на Европу. Вот главное, что увлекло их Крымом. И такое предпочтение не покажется необычным, а, напротив, закономерным, если иметь в виду то, что Государственный департамент США, через который, между прочим, «проходили» проекты договоров «Джойнта» с советской стороной, после войны всячески противостоял - в лице Дж. К. Маршалла, Дж. Ф. Кеннана, Р. Ловетта и др. - усилиям президента Г. Трумэна, направленным на создание государства Израиль.
Так что вполне реальной представляется политическая составляющая «крымского проекта», обозначенная Розенбергом в 1943 г.
314

в беседах с Михоэлсом и Фефером и потом изложенная последним на следствии. В частности он припомнил, как Розенберг в одной из первых бесед с ними подчеркнул, что «Крым нас интересует, с одной стороны, как евреев, с другой - как американцев»; и что после создания еврейской республики на полуострове ее руководство может рассчитывать «не только на материальную помощь Америки», но, «в случае необходимости, на советское правительство может быть сделан американцами дипломатический нажим»27. И хотя на этих показаниях, несомненно, лежит политически усугубляющая их печать редактуры МГБ, тем не менее, делая поправку на возможную аберрацию, все же можно с большой долей уверенности предположить, что Розенберг и те, кто за ним стоял, связывали с «крымским проектом» не только благотворительные, но и далеко идущие политические планы.
Столкнувшись со всем этим, Михоэлс и Фефер, вследствие своей вопиющей (по-другому не скажешь) политической неопытности, проявили наивную беспечность и неосмотрительность. Впав в эйфорию от восторженного приема в Америке, они явно заигрались в политику. Чтобы помочь Розенбергу «пробить» через руководящие структуры «Джойнта» «крымский проект», они, поддавшись авантюрному соблазну, сообщали ему заведомо мифические сведения о том, что на полуострове выжили «только» 35000 евреев. Об этом признался на следствии сам Фефер, что частично проясняет происхождение этой невероятной цифры, которая перекочевала благодаря Розенбергу и в официальные бумаги «Джойнта»*28. Такую же политическую наивность лидеры ЕАК продемонстрировали и тогда, когда возвратившись в СССР, стали распределять министерские портфели в несуществующей еврейской республике29. Однако, по большому счету, эта, мало кому известная советская общественная организация оказалась заложницей политических отношений между СССР и США, и в случае их обострения была обречена, что потом и произошло.
Другим немаловажным моментом, спровоцировавшим трагическое развитие «крымской истории», был присущий руководителям
315

ЕАК «идеалистический национализм», выразившийся в, по сути, выстраданном ими императиве во что бы то ни стало спасти свой народ, стоявший на грани физического уничтожения. Сделать это они намеревались путем обретения национальной территории в европейской части Советского Союза, то есть в рамках действительного, как они полагали, решения еврейского вопроса в СССР. Тем самым подразумевалась фиктивность и несостоятельность биробиджанского проекта, чем невольно бросался вызов его автору Сталину, который во многом поэтому сразу решительно отверг претензию ЕАК на Крым.
Впрочем, не будучи в своем альтернативном решении еврейского вопроса «зацикленными» на какой-либо конкретной территории, Михоэлс и его единомышленники первоначально обсуждали возможность создания еврейской автономии и на других, помимо Крыма, территориях, в том числе, как отмечалось, на землях бывшей Республики Немцев Поволжья. Главным для них было не место как таковое, а его пригодность для приложения двигавшей ими энергии
Крым «перевесил» в этом выборе только потому, что этот вариант обещал от имени «американских еврейских кругов» поддержать Розенберг, который распалял «идеалистический национализм» своих московских гостей, поучая их: «Вы себя не ведете так, как должны-настоящие евреи. Советские евреи слишком много просят и слишком мало требуют. За народ, если мы народ, надо бороться...»30. Однако такие призывы были по меньшей мере излишни. В памяти вдовы Михоэлса А. П. Потоцкой запечатлелась произнесенная им однажды знаменательная фраза: «Мне кажется, я в ответе за весь мой народ»31.
Оторвавшись почти на полгода от родной почвы и пребывая в эйфории от заокеанских впечатлений, Михоэлс и Фефер, грезя, что называется, наяву, явно переоценили значение для Сталина американской поддержки. Вышло как раз наоборот: эта поддержка того насторожила и настроила решительно против проекта. Однако в силу той же политической наивности те об этом даже не подозревали. Явившись сразу по возвращении в Москву (в конце ноября 1943 г.) к Лозовскому, они первом делом объявили ему: «Розенберг обещал материальную помощь "Джойнта" в случае заселения Крыма евреями»32. Убедив (что удивительно!) этого покровительствовавшего им профессионального опытного политика в том, что американская поддержка - сильный козырь, они уговорили его, используя свой статус заместителя Молотова по НКИДу, организовать встречу с ним.
Вскоре в Кремль на прием к ближайшему соратнику Сталина явились трое: вместе с Михоэлсом и Фефером пришел и ответственный
316

секретарь ЕАК Шахно Эпштейн, вершивший в контакте с НКГБ всеми внутренними делами в комитете. Поскольку Эпштейн, как отмечалось, выступал за создание еврейской республики на месте ликвидированной автономии немцев Поволжья, то наряду с Крымом был предложен и этот альтернативный проект. Однако Молотов сразу же отверг его, мотивировав тем, что население бывшей немецкой республики в основном занималось сельским хозяйством, а «евреи народ городской и нельзя сажать евреев за трактор». В отношении же Крыма он заметил: «Пишите письмо и мы его посмотрим»33.
И хотя смысл этих осторожных слов был довольно неопределенным, руководители ЕАК решили, как потом показал на суде Лозовский, что «...Молотов "обещал", значит, вопрос почти решен, а если еще не решен, то, во всяком случае, "на мази"»34. Тем не менее, письмо, направленное 15 февраля 1944 г. Сталину по поводу «Еврейской советской социалистической республики» в Крыму, было по совету осторожного Лозовского подписано Михоэлсом, Фефером и Эпштейном не от имени ЕАК, а как частное предложение группы граждан. Впрочем, в одобрении верхами их инициативы они не сомневались.
Однако шли дни, а ответа из Кремля не было. И тогда несколько обеспокоенные авторы письма, решив подстраховаться, послали 21 февраля его дубликат уже непосредственно Молотову. Причем, чтобы знать наверняка, что послание попадет к адресату, Михоэлс передал его через П. С. Жемчужину, жену Молотова, которая не только имела большое влияние на мужа, но и выказывала личную заинтересованность в успехе проекта, сказав тогда еврейскому артисту многозначительно: «Можно жить где угодно, но надо иметь свой дом и крышу»35.
Однако к тому времени, когда до Молотова дошло направленное ему «крымское письмо», затронутый в нем вопрос был, вероятно, уже решен Сталиным, причем отрицательно. В пользу такого предположения говорит хотя бы то, что, знакомясь с наиболее значимыми и важными документами, Сталин, если был заинтересован в принятии решений по ним, их не задерживал, а, зафиксировав в резолюции собственное решающее мнение, направлял «по принадлежности» в то или иное ведомство (Политбюро, ЦК ВКП(б), СНК СССР, Наркомат обороны и т. д.), которое должно было подготовить проект соответствующего постановления.
В случае с «крымским письмом» ничего подобного не произошло. Наверняка ознакомившись с ним, Сталин, видимо, посчитал его слишком необычным, а может быть, даже и вздорным, чтобы быть
317

рассмотренным по привычной схеме. 19 февраля он почти три часа совещался с Молотовым, Маленковым, Микояном и Щербаковым36 и, возможно, уже тогда высказался против «крымской инициативы» руководителей ЕАК. Не исключено, что Молотов, вновь встретившись со Сталиным в Кремле 22 февраля в том же формате (вместе с Маленковым, Микояном и Щербаковым), еще раз попытался как-то заинтересовать его посланием Михоэлса37. Но, поняв, что «хозяина» не переубедить, вынужден был отступить. После этого ему, первому заместителю Сталина по СНК СССР, не оставалось ничего другого, как 24 февраля формально «расписать» «крымское письмо» «на исполнение» Маленкову, Микояну, Вознесенскому и Щербакову. И в итоге - закономерный финал: 28 февраля последний «списал» эту ставшую «неудобной» бумагу в архив38.
Для прагматика Сталина, обремененного куда более важными для воюющей страны делами и давно уже на весь мир объявившего о решении в СССР еврейского вопроса, утопическое предложение ЕАК было неприемлемо в принципе. Открыто не высказываясь по поводу послевоенного урегулирования международной еврейской проблемы, он, тем не менее, уже тогда, скорее всего, склонялся к поддержке сионистского плана в Палестине. Есть данные, что прибывший в декабре 1943 г. в советскую столицу президент эмигрантского Госсовета Чехословакии Э. Бенеш по просьбе Н. Гольдмана и других сионистских лидеров агитировал Сталина за этот проект. Высокопоставленный советский дипломат К. А. Уманский, который наряду с М. М. Литвиновым и И. М. Майским довольно часто встречался в те годы с X. Вейцманом и другими сионистскими руководителями, в августе 1944 г. полагал, что Сталин «склоняется в пользу создания еврейского государства в Палестине», что, впрочем, диктовалось отнюдь не симпатией советского вождя к сионистам, а тактическим расчетом с их помощью подорвать стратегические позиции Великобритании на Ближнем Востоке. Известно, что в марте 1945 г. Ф. Рузвельт, очевидно имея в виду и мнение Сталина, заверил основателя Всемирного еврейского конгресса С. Уайза: «"Большая тройка" (на Ялтинской конференции. - Г. К.) согласилась передать евреям Палестину. В ближайшем будущем иммиграция туда евреев должна продолжиться»39.
Тем не менее, несмотря на настораживавшие привходящие политические моменты, «странная» инициатива ЕАК не была первоначально расценена Сталиным как нечто опасное и тем более преступное. Подобные «прожекты» тогда не были в диковинку, и воспринимались властями равнодушно, во всяком случае, они не имели той
318

«заговорщицкой» коннотации, которая возникла в годы холодной войны. Скажем, в августе 1944 г. обком партии Северной Осетии проинформировал ЦК ВКП(б), что в этой автономии «широко» ведутся разговоры о сборе подписей под письмом Сталину о переселении в Крым осетин, «хорошо показавших себя в Отечественной войне...»40. А в марте 1945 г. из Италии на имя Молотова поступило направленное главам дипведомств союзных держав послание некоего «Римского еврейского комитета», ратовавшего за еврейское государство на территории поверженной Германии. Или еще: весной 1946 г. предлагалось создать еврейскую автономию на обезлюдевшей территории бывшей Восточной Пруссии, присоединив ее к Литовской ССР. Впрочем, в сравнении с этими причудливыми плодами общественной инициативы еще более фантастическими выглядели, как это ни парадоксально, проекты, вызревавшие в головах политиков-профессионалов. Вот что писал, скажем, 11 февраля 1950 г. Сталину бывший заместитель представителя Украины в Совете безопасности ООН В. А. Тарасенко: «Во время обсуждения Палестинского вопроса осенью 1948 года (во время войны Израиля со странами Арабской лиги. - Г. К.) у тов. Мануильского (представитель Украины в Совбезе ООН. - Г. К.) возникла идея внести в ЦК ВКП(б) предложение, чтобы Советский Союз предоставил возможность палестинским арабским беженцам (свыше 500 тыс. чел.) поселиться в Советском Союзе в районе Средней Азии, с тем, чтобы впоследствии образовать Арабскую Союзную республику или автономную область»41.
Даже если руководителям ЕАК официально не объявили об отклонении правительством их проекта, те вскоре так или иначе должны были об этом узнать. Однако они были так зачарованы собственными мечтами, что по инерции как ни в чем не бывало продолжали активно обсуждать перспективы своего, в общем-то, уже безнадежного предприятия, что, конечно, не укрылось от Сталина. Окончательно «закрыть» становивший скандальным вопрос он поручил Л. М. Кагановичу. Впоследствии на суде Фефер рассказал: «В середине 1944 года» его, Михоэлса и Эпштейна «срочно» вызвал к себе Каганович, который «часа два или больше... разбивал нашу докладную записку о Крыме исключительно по практическим соображениям... Он говорил... что евреи в Крым не поедут... что только артисты и поэты могли выдумать такой проект»42.
Однако даже после столь явного предостережения руководители ЕАК, хотя и несколько затаившись, прекратили открыто обсуждать «крымский проект», полностью не отказались от своей опасной затеи.
319

19 ноября 1946 г. М. А. Суслов проинформировал Сталина и других членов Политбюро, что, судя по выступлению Фефера на заседании президиума ЕАК от 23 октября 1945 г., «ЕАК намерен ставить перед правительством СССР даже вопросы территории (видимо, новой территории, кроме Биробиджана) для еврейского населения», Известно также, что когда в мае 1946 г. польско-еврейский поэт А. Суцкевер перед репатриацией зашел в ЕАК, чтобы проститься, там попросили его приобщить И. Г. Эренбурга к «крымскому проекту». Примерно тогда же Михоэлс посоветовал приехавшему из США журналисту Бенциону Гольдбергу продлить пребывание в СССР, поскольку ожидал «важных сообщений» (?! - Г. К.) из Кремля43.
Тлеющий фитилек «крымского проекта» угас в 1947 г., когда «Джойнт» решил полностью отказаться от своих проектов в СССР, и руководители ЕАК утратили последнюю надежду. Именно в конце того года, ознаменовавшегося ужесточением «холодного» противостояния в мире и усилением - как в СССР, так и в США - охоты на ведьм, у специалистов МГБ по борьбе с американской и сионистской агентурой созрело, видимо, намерение раздуть старый «грешок» «буржуазных националистов» до крупного политического «дела». Окончательно этот план вызрел уже, как отмечалось, после убийства Михоэлса, когда на Лубянку поступил соответствующий «заказ» от Сталина. Только с этого момента правомерно квалифицировать «крымскую историю» как провокацию властей. Именно тогда Крым, по образному выражению Лозовского на суде, стал обрастать «такой шерстью, которая превратила его в чудовище»44.
Тот же Лозовский, несомненно, понимавший, что признание на процессе «крымской истории» международной шпионской интригой, направленной против государственной безопасности СССР, влечет за собой смертный приговор, умело и бесстрашно защищался, заклеймив это обвинение словами Н. Г. Помяловского - «фикция в мозговой субстрации». Однако все, что он говорил, было гласом вопиющего в пустыне, в том числе и его предсмертные слова: «Ни одна из 12 тыс. газет и журналов не ставили тогда этого вопроса (о Крыме. - Г. К.), ни один государственный деятель США не думал на эту тему... Кто-то якобы сообщил, что американское правительство вмешалось в это дело ("крымское". - Г. К.). Это значит - Рузвельт. Я должен сказать, что осенью 1943 года Рузвельт встретился со Сталиным в Тегеране. Смею уверить вас, что... там о Крыме ничего не говорилось. В 1945 г. Рузвельт прилетел в Крым... Он не прилетел ни к Феферу, ни к Михоэлсу, и не по делу заселения евреями Крыма, а по более серьезным делам»45.
320

И в самом деле, будучи сразу же отвергнутым Сталиным, этот проект оказался мертворожденным и не фигурировал в материалах Тегеранской, Ялтинской, а также Потсдамской конференций союзников, как, впрочем, и во всех других дипломатических документах военного и послевоенного времени. Он даже никогда не обсуждался на межгосударственном уровне. Документально не подтверждаются и соответствующие переговоры Сталина с А. Гарриманом, с американскими сенаторами и тому подобные интригующие «факты», которые уже в наше время были преподнесены выше упомянутым авторами как историческая сенсация.
Парадоксально, но факт: несмотря на то, что уже преданы гласности все более-менее значимые преступные тайны сталинского режима, и вроде бы в полной мере должна восторжествовать историческая правда, мифы о прошлом продолжают жить, деформируя историческое сознание общества. Это подтверждается следующим характерным случаем, произошедшим всего несколько месяцев тому назад.
30 июня 2008 г. в программе А. В. Караулова «Момент истины» (российский телеканал ТВЦ) прошла передача «Крым - разменная монета, несостоявшийся Израиль». Принявший в ней участие М. Н. Полторанин (министр печати и информации РФ в 1990-1992 гг.) со ссылкой на некие секретные архивы КГБ поведал о том, что, оказывается, в 1943 г. правительство США потребовало от СССР за невозврат ранее полученных от «Джойнта» кредитов передать в течение десяти лет советским евреям Крым, а также прибрежные земли Херсонской, Одесской областей и Краснодарского края, создав там самостоятельное государство во главе с Михоэлсом. В противном случае американцы грозили заморозить поставки по ленд-лизу и сорвать открытие второго фронта. А спустя два года уже президент Г. Трумэн якобы стал настаивать на демилитаризации указанных территорий, в том числе и на передислокации из Севастополя базы советского Черноморского флота. Поддавшись на столь явный шантаж, Сталин, согласно данной версии, вынужден был депортировать татар из Крыма, «очистив» его для евреев. Правда потом, как «выясняется», он, желая поставить во главе будущего еврейского государства лично преданного Л. М. Кагановича, приказал тайно устранить Михоэлса, считая того креатурой американцев. Фантазируя дальше, Полторанин даже осуществленную после смерти Сталина передачу Крыма из РСФСР в состав Украины истолковал как уловку Хрущева, который, прикрывшись формальной независимостью УССР (государства - члена ООН), окончательно похоронил международный проект «еврейского Крыма».
321

Оценивая эту «историческую сенсацию», известный журналист О. М. Попцов квалифицировал ее как «фантасмагорию». Справедливость такого суждения особенно очевидна в отношении наиболее завирального эпизода сомнительного откровения бывшего российского министра: будто бы Сталин в ответ на некие митинги претендовавших на Крым евреев решил их депортировать (так называемая операция «Белая куропатка») на заполярный архипелаг Новая Земля, куда даже успел отправить 17 пароходов с колючей проволокой и прочим для возведения концлагерей46. Однако это уже другая история, которой посвящена отдельная авторская статья (Приложение 2).
***
Итак, очевидно главное: первоначально идея «еврейского Крыма» исходила не от Сталина или органов безопасности, своим рождением она была обязана руководству ЕАК, которому, в свою очередь, была предложена отдельными руководителями «Джойнта». Причем возникла она на волне стихийной демократизации, которую сталинский режим был вынужден в интересах самосохранения допустить во время войны в определенных рамках. Другая предпосылка коренилась в реакции руководителей ЕАК на Холокост, которая выражалсь в почти инстинктивном желании во что бы то ни стало сохранить где-нибудь - первоначально даже не в Крыму, а на территории ликвидированной в 1941 г. Республики немцев Поволжья - остатки выжившего еврейства, причем не только советского, но и оказавшихся на территории СССР соплеменников из Польши и Румынии. Свою роль сыграл и всплеск национального чувства, разбуженного войной и усилившимся антисемитизмом, а также самоочевидность провала с решением «еврейского вопроса» в виде создания ЕАО. С самого начала «крымский проект» был отвергнут Сталиным как политически вредный, тем не менее, руководство ЕАК даже в послевоенное время продолжало надеяться на его возрождение в той или иной форме. С конца 1947 - начала 1948 гг. он был намеренно раздут МГБ и провокационно использован для обоснования развернутых тогда Сталиным антиеврейских репрессивных акций. И хотя эта историческая канва «крымского дела» ныне всесторонне документально подтверждена и выверена, до сих пор массово распространяется немало претендующих на историческую сенсацию псевдоисторических работ (статей, книг, «документальных» фильмов) на эту тему, что, безусловно, деформирует историческое сознание общества. Посильное противодействие этой негативной тенденции, собственно, и было главной целью данной публикации.
322

ДОКУМЕНТ
Письмо в Правительство СССР с предложением создать в Крыму еврейскую республику
21 февраля 1944 г.
Зам. Председателя Совета Народных Комиссаров СССР тов. МОЛОТОВУ В. М.47
Дорогой Вячеслав Михайлович!
В ходе Отечественной войны возник ряд вопросов, связанных с жизнью и устройством еврейских масс Советского Союза. До войны в СССР было до 5 миллионов евреев, в том числе приблизительно полтора миллиона евреев из западных областей Украины и Белоруссии, Прибалтики, Бессарабии и Буковины, а также из Польши. Во временно захваченных фашистами советских районах, надо полагать, истреблено не менее 1,5 млн. евреев48.
За исключением сотен тысяч бойцов, самоотверженно сражающихся в рядах Красной Армии, все остальное еврейское население СССР распылено по среднеазиатским республикам, Сибири, на берегах Волги и в некоторых центральных областях РСФСР.
В первую очередь, естественно, ставится для эвакуированных еврейских масс, равно как и для всех эвакуированных, вопрос о возвращении на родные места. Однако в свете той трагедии, которую еврейский народ переживает в настоящей войне, это не разрешает во всем объеме проблемы устройства еврейского населения СССР.
Во-первых, в силу необычайных фашистских зверств, в особенности в отношении еврейского населения, поголовного его истребления во временно оккупированных советских районах, родные места для многих эвакуированных евреев потеряли свое материальное и психологическое значение. Речь идет не только о разрушенных очагах - это касается всех возвращающихся на родные места. Для огромной части еврейского населения, члены семей которого не успели эвакуироваться, речь идет о том, что родные места превращены фашистами в массовое кладбище этих семей, родных и близких, которых оживить невозможно. Для евреев же из Польши и Румынии, ставших советс
323

кими гражданами, вопрос о возвращении вообще не стоит. Оставшиеся же родственники их истреблены, и стерты с лица земли все следы еврейской культуры49.
Во-вторых, ввиду необычного роста среди братских народов национальных кадров, строящих свою культуру, значительная часть интеллигенции еврейской национальности, ранее работавшей в различных областях национальной культуры братских народов, находит все меньшее применение своим силам, что приводит к дисквалификации большого круга этой интеллигенции.
Накопленную веками культурную энергию интеллигенция еврейской национальности могла бы с огромной пользой применить в строительстве еврейской советской культуры, которая имеет большие достижения. Но распыленность еврейского населения, составляющего во всех республиках незначительное меньшинство, не дает возможности это осуществить.
Фактически прекратилась политико-воспитательная и культурно-просветительная работа среди еврейских масс на родном языке. Имеющееся незначительное количество культурных еврейских учреждений (несколько театров, одно издательство и одна единственная еженедельная газета) не в состоянии удовлетворить культурные нужды и потребности более чем 3-миллионного еврейского населения50.
Оставление огромной массы населения в распыленном виде, без политического и культурного воспитания на родном языке, создает свободное поле для происков чуждых и враждебных влияний.
В ходе войны обострились некоторые капиталистические пережитки в психике отдельных прослоек различных народностей, включая и часть их интеллигенции. Одним из наиболее ярких выражений этих пережитков являются новые вспышки антисемитизма. Эти вспышки всячески разжигаются фашистскими агентами и притаившимися вражескими элементами с целью подрыва важнейшего достижения советской власти — дружбы народов.
Эти нездоровые явления воспринимаются крайне болезненно всеми слоями еврейского населения СССР, которые показали себя подлинными патриотами родины героизмом своих лучших сынов и дочерей на фронтах Отечественной войны и в тылу. Проявление антисемитизма вызывает острую реакцию в душе каждого советского еврея без исключения еще и потому, что весь еврейский народ переживает величайшую трагедию в своей истории, потеряв от фашистских зверств в Европе около 4 млн. человек, т. е. около i/i своего состава. Советский Союз — единственная же страна, которая сохранила жизнь почти половине еврейского населения Европы. С другой
324

стороны, факты антисемитизма в сочетании с фашистскими зверствами способствуют росту националистических и шовинистических настроений среди некоторых слоев еврейского населения.
С целью нормализации экономического положения всех слоев еврейского населения и дальнейшего роста и развития еврейской советской культуры, с целью максимальной мобилизации всех сил еврейского населения на благо советской родины, с целью полного уравнения положения еврейских масс среди братских народов мы считаем своевременной и целесообразной в порядке решения послевоенных проблем постановку вопроса о создании Еврейской Советской Социалистической Республики51.
В свое время была создана Еврейская автономная область в Биробиджане с перспективой превращения ее в Еврейскую Советскую Республику, чтобы таким образом разрешить государственно-правовую проблему и для еврейского народа. Необходимо признать, что опыт Биробиджана вследствие ряда причин, в первую очередь вследствие недостаточной мобилизованности всех возможностей, а также ввиду крайней его отдаленности от места нахождения основных еврейских трудовых масс, не дал должного эффекта. Но невзирая на все трудности, еврейская автономная область стала одной из самых передовых областей в Дальневосточном крае, что доказывает способность еврейских масс строить свою советскую государственность. Еще более эта способность проявлена в развитии созданных еврейских национальных районов в Крыму.
В силу всего вышеизложенного мы бы считали целесообразным создание еврейской советской республики в одной из областей, где это по политическим соображениям возможно. Нам кажется, что одной из наиболее подходящих областей явилась бы территория Крыма, которая в наибольшей степени соответствует требованиям как в отношении вместительности для переселения, так и вследствие успешного опыта развития там еврейских национальных районов.
Создание еврейской советской республики раз и навсегда разрешило бы по-большевистски, в духе ленинско-сталинской национальной политики проблему государственно-правового положения еврейского народа и дальнейшего развития его вековой культуры. Эту проблему никто не в состоянии был разрешить на протяжении многих столетий, и она может быть разрешена только в нашей великой социалистической стране.
Идея создания еврейской советской республики пользуется исключительной популярностью среди широчайших еврейских масс Советского Союза и среди лучших представителей братских народов.
325

В строительстве еврейской советской республики оказали бы нам существенную помощь и еврейские народные массы всех стран мира, где бы они ни находились.
Исходя из выше изложенного, мы предлагаем:
Создать еврейскую советскую социалистическую республику на территории Крыма.
2. Заблаговременно, до освобождения Крыма, назначить правительственную комиссию с целью разработки этого вопроса.
Мы надеемся, что Вы уделите должное внимание нашему предложению, от осуществления которого зависит судьба целого народа.
С. М. МИХОЭЛС ШАХНО ЭПШТЕЙН ИЦИК ФЕФЕР
Тт. Маленкову, Микояну, Щербакову, Вознесенскому.
В.М. Молотое, 24 февраля 1944 г.
В архив. Тов. Щербаков ознакомлен. 28 февраля 1944 г.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 246. Л. 169-172. Копия.
Примечания
1 Гейзер М. М. Крымское дело // Международная еврейская газета. 1992. № 13-14(77-78). С. 6.
2 Медведев Ж. А. Сталин и еврейская проблема. Новый анализ. М., 2003. С. 81-82; Судоплатов П. А. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1996; Борщаговский А. М. Обвиняется кровь. М., 1994.
3 Борщаговский А. М. Указ. соч. М., 1994. С. 123,132,134,137,353-357.
4 Кожинов В. В. Россия. Век ХХ-й (1939-1964). (Опыт беспристрастного исследования). М., 1999.
5 Еврейский антифашистский комитет в СССР. 1941-1948. Документированная история. М., 1996. С. 365-366; РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 86. Л. 81.
6 Судоплатов П. А. Указ. соч. С. 340-341.
7 Там же.
8 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 890. Л. 214.
9 Судоплатов П. А. Указ. соч. с. 349.
10 Там же. С. 343.
11 Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны. 1941-1945. Документы и материалы в 2-х т. / Министерство иностранных дел СССР. Т. 2. М., 1984. С. 139-146.
326

12 Свидетельства профессоров С. А. Мадиевского (Германия) и Давида Фоглесонга (США): Д. Фоглесонг исследовал фонд А. Гарримана в Библиотеке Конгресса США; George F. Kennan. Memoirs 1925-1950. Boston, 1967); Harriman W. A. and Abel E. Special Envoy to Churchill and Stalin 1941-1946. London, 1976.
13 Неправедный суд. Последний сталинский расстрел. Стенограмма судебного процесса над членами Еврейского антифашистского комитета /Отв. ред. В. П. Наумов. М., 1994. С. 24, 280.
14 Там же. С. 154,155.
15 Мицель М. Программы «Джойнта» в СССР. 1943-1947 // Материалы Девятой международной междисциплинарной конференции по иудаике. 4.2. М., 2003. С. 121.
16 Борщаговский А. М. Указ. соч. С. 124,125,152.
17 Неправедный суд.... С. 25,125,152.
18 Мицель М. Указ. соч. С. 127,128.
19 JDC NY Archives Collections 1933-1944. File 1056. 9/13/43 (приведенные здесь и далее сведения из архива «Джойнта» в Нью-Йорке были выявлены американским исследователем Е. Ю. Шехтером); Мицель М. Указ. соч. С. 122-123;
20 JDC NY Archives Collections 1933-1944. File 1056.9/27/43.
21 Мицель М. Указ. соч. С. 124.
22 Мицель М. Указ. соч. С. 125-127.
23JDC NY Archives Collections 1933-1944. File 1056 (431). 3/7/45,4/23/45, 5/5/45,6/7/45,6/18/45,10/10/45; «Joint» to the Relief Association for the Jews in Russia: 3/7/45,6/7/45, 7/20/45,12/24/45.
24 Мицель M. Указ. соч. С. 131-135.
25 Аронсон Г. Я. Еврейский вопрос в эпоху Сталина // Книга о русском еврействе. 1917-1967. / Под ред. Я. Г. Фрумкина, Г. Я. Аронсона и др. (Союз русских евреев. Нью-Йорк, 1968). Иерусалим - М.- Мн., 2002. С. 159.
26 Неправедный суд... С. 279.
27 Борщаговский А. М. Указ. соч. С. 126.
28 Борщаговский А. М. Указ. соч. С. 126; Мицель М. Указ. соч. С. 127.
29 Борщаговский А. М. Указ. соч. С. 131.
30 Там же. С. 126.
31 Гейзер М. М. Крымское дело // Международная еврейская газета. 1992. № 13-14 (77-78). С. 6.
32 Неправедный суд... С. 173.
33 Там же. С. 28.
34 Там же. С. 174.
35 Там же. С. 28,174,179, 280.
36 Исторический архив. 1996. № 4. С. 69.
37 Там же.
38 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 246. Л. 169-72.
39 Советско-израильские отношения. Сборник документов. Т. 1. 1941— 1953. Кн. 1. 1941 - май 1949 г. М., 2001. С. 76, 77, 96, 97; Pinkus В. The Jews
327

of the Soviet Union: The History of a National Minority. Cambridge (UK), 1988. P. 346.
40 РГАСПИ. Ф. 17. On. 122. Д. 84. Л. 99.
41 Любин В. Израиль в центре Европы: неизвестный проект создания еврейского государства на территории Германии // Материалы Девятой международной междисциплинарной конференции по иудаике. Ч. 1. М., 2002. С. 108-118; Levin D. Another Birobidzhan in Eastern Prussia //Jews in Russia and Eastern Europe. 2003. N 1(50). P. 227-228; РГАСПИ. Ф. 17. On. 118. Д. 797. Л. 102.
42 Неправедный суд... С. 178.
43 Еврейский антифашистский комитет в СССР. 1941-1948. Документированная история. С.343; Redlich Sh. Propaganda and Nationalism in Wartime Russia: The Jewish Anti-Fascist Committee in the USSR. 1941-1948. Boulder (Colo), 1982. P. 54-56.
44 Неправедный суд... С. 342.
45 Там же. С. 175,342.
46 Лебедев В. Длинная рука истории или Полторанин в Крыму // Лебедь (сетевой журнал; США). 2008. № 569; Еврейское слово. 2008. № 27 (397). С. 10-11.
47 15 февраля 1944 г. такое же письмо было направлено И. В. Сталину (ГА РФ. Ф. 8114. On. 1. Д. 792. Л. 32-36; опубликовано: Еврейский антифашистский комитет. 1941-1948. Документированная история. С. 136-139).
48 Эти оценки, сделанные ЕАК в феврале 1944 г., то есть до освобождения всей советской территории, оказались не точными. Всего на оккупированной территории погибли 2 711 тыс. евреев. (Kupovetsky М. Estimation of Jewish Losses in the USSR during World War II //Jews in Eastern Europe. 1994. No 2(24). P. 25-37).
49 Это предположение не подтвердилось. Почти все польские и румынские евреи после войны покинули СССР. Согласно достоверной оценке, из Советского Союза выехали почти 250 тыс. польских евреев, составлявших подавляющее большинство иностранных еврейских беженцев в СССР (Еврейский антифашистский комитет в СССР, 1941-1948. Документированная история. С. 162).
50 Эта оценка тогдашней численности еврейского населения СССР была завышенной. В 1946 г. численность евреев в СССР составляла 2 310 тыс., в том числе 2045 тыс. изначально советских граждан и 265 тыс. евреев с присоединенных в 1939-1940 гг. территорий (Kupovetsky М. Op cit. Р. 37. Р. 37).
51 Выделено авторами письма.

No comments:

Post a Comment

Note: Only a member of this blog may post a comment.